Я внимательно смотрела на свои руки, лежавшие на коленях, и на кольцо с крупным бриллиантом на пальце. Эбби права. Я была леммингом[2], который идет к пропасти, не в силах остановиться.

– Послушай, – продолжала Эбби, – вчера в офисе я увидела в твоих глазах то, чего не видела много месяцев. На мгновение ты снова стала прежней. Тебя что-то увлекло. Господи, Клэр, я так давно не замечала, чтобы ты чем-то интересовалась.

Я кивнула, успев почувствовать огонек эмоций до того, как он погас.

– Мне кажется, эта история, этот маленький мальчик тронули твою душу, – Эбби сделала глоток кофе. – Как звали малыша, напомни.

– Дэниел, – ответила я, глядя на пламя в камине, – Дэниел Рэй.

Тут кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулась и увидела Доминика, стоявшего у стола.

– Доброе утро, – радостно приветствовал он меня. – Надеюсь, я не помешал.

Он поставил передо мной чашку с какао, увенчанную высокой шапкой взбитых сливок.

– Я подумал, что вы не откажетесь от горячего шоколада.

Мои щеки горели. Я наверняка покраснела, но надеялась, что ни Эбби, ни Доминик этого не заметили.

– Спасибо, – поблагодарила я и указала на Эбби. – Вы знакомы?

Доминик покачал головой.

– Эбби – Доминик. Доминик – Эбби.

– Приятно познакомиться с вами, – Эбби улыбалась больше мне, чем ему.

Доминик опустился на одно колено и подбросил еще одно полено в камин.

– Надеюсь, вам не будет слишком жарко, – сказал он.

– Все замечательно, – заверила я его, снимая свитер. Я внимательно посмотрела на кирпичную кладку камина, вспомнив об изразце, который я заметила накануне. Теперь я могла рассмотреть его ближе. На нем была надпись «Паб Лэндера».

Я обратилась к Доминику:

– Откуда здесь этот изразец?

Он бросил взгляд на плитку.

– А, это! Когда-то здесь был паб или салун. Не помню точно, как в то время назывались подобные заведения. Оно пережило сухой закон, – Доминик указал на щербину в досках пола, который явно не ремонтировали. – Здесь собирались городские пьяницы. Полиция просто отправляла их всех сюда. Когда-то это было шумное местечко. У нас в мансарде еще осталась парочка старинных пивных бочонков и несколько глиняных пивных кружек.

Он провел рукой по камину, вытащил кусочек серого раствора.

– Но этот изразец особенный, – продолжал Доминик. – Видите эти инициалы? – он указал на уголок плитки с подписью «С.В. Иванов». – Это был один из лучших каменщиков в городе. Он сложил большую часть всех декоративных каминов в отеле «Олимпик» и в других исторических зданиях. Настоящий мастер. Разумеется, его работа была по-настоящему оценена только после его смерти.

– Кто знает? Возможно, отдел архитектуры заинтересуется его работой, – я вытащила блокнот и записала имя.

В эту минуту зазвонил колокольчик у двери, оповещая о появлении нового посетителя. Я почувствовала, как мои щеки обдало ледяным воздухом, несколько укротившим жар пылающего камина.

– Что ж, был рад снова вас видеть, – сказал Доминик, глядя прямо мне в глаза.

– Я тоже, – ответила я. Мужчина развернулся и направился обратно к стойке.

– Кое-кто к тебе неравнодушен, – звонким шепотом объявила Эбби.

Я отвернулась.

– Прекрати, пожалуйста.

– Ладно, ладно. – Моя подруга не стала настаивать. – Но, послушай, по крайней мере, у тебя есть поклонник.

– У тебя он тоже есть, – парировала я. – Или мне стоит напомнить тебе о Рике?

Мы обе расхохотались. Рик – нежный и, вне сомнения, из хорошей семьи – был давно и безнадежно влюблен в Эбби. Увы, он обладал очарованием краснолапой черепахи и к тому же жил с родителями.

Эбби допила свой кофе и потянулась за белым пухлым пуховиком. Она надела его, застегнула «молнию» и улыбнулась.

– Тебе не кажется, что я в нем похожа на парня из рекламы шин «Мишлен»?

– Хочешь услышать правду? – спросила я, стараясь не расхохотаться.

Она кивнула.

– Немного есть, – сказала я, хихикнув, – но зато тебе тепло.

Эбби широко улыбнулась.

– Что ж, пожалуй, парню из «Мишлен» пора отправиться в офис. Фрэнк дал мне задание: я должна кое-что найти для воскресного выпуска. И ты даже не представляешь, чем озадачила меня вчера вечером Кассандра.

Кассандра. Я поморщилась. В ее имени было что-то колючее. Мне всегда хотелось воскликнуть «ой!», если кто произносил его вслух.

– Эта женщина хочет собрать целый том сведений об итальянских ресторанах города в 1980-х и 1990-х годах, – продолжала Эбби. – Ресторанные критики слишком много о себе думают. Но, как бы то ни было, единственный результат моей работы на данный момент – это отчаянное желание съесть запеченные зити[3].

Я усмехнулась.

– Удачи тебе.

Эбби через зал посмотрела на Доминика.

– Ты останешься здесь поработать?

– Нет, – ответила я, вставая. Встретившись взглядом с Домиником, я быстро отвернулась. – Я иду с тобой. Мы можем взять такси.

* * *

– Тук-тук.

Я подняла голову от компьютера и увидела Этана, стоявшего на пороге.

– Привет, незнакомка, – напряженно поздоровался он, протягивая мне огромный букет тюльпанов, розовых, белых, оранжевых и желтых. Завернутые в толстый пергамент и перевязанные шпагатом цветы ясно давали понять, что их купили на рынке Пайк Плэйс.

Я отчаянно заморгала, вдохнула аромат лепестков, позволяя их нежной сладости мгновенно опьянить меня.

– Они прекрасны, – сказала я, когда пришла в себя. – Спасибо.

– Я проходил через рынок и подумал о тебе, – объяснил Этан, усаживаясь в гостевое кресло. Высокому, широкоплечему, с каштановыми волосами, зелеными глазами и улыбкой, от которой подгибались колени, ему незачем было стараться быть очаровательным. Он им просто был. Внук патриарха газеты, Этан проходил практику на Восточном побережье, а когда много лет назад он появился в «Геральд» в качестве свежеиспеченного ответственного редактора, я сразу же увлеклась им. И мое увлечение не прошло. Но теперь все было иначе. Когда-то мы безумно любили друг друга. И что теперь? Я даже вспомнить не могу, когда мы в последний раз были близки.