И все же Палома чувствовала свой долг перед матерью, и это было одной из причин, почему она вернулась домой до наступления вечера. Важно, чтобы люди на острове не подумали, что она считает себя выше того, чтобы участвовать в повседневных домашних делах.

«Одно дело, когда ты — просто молчунья, странная девушка, которая всегда держится особняком, — однажды сказал ей Виехо. — Люди скажут, что это издержки возраста, и не осудят. Но не надо пренебрегать правилами жизни. Этого никто не поймет. Такое поведение вызовет обиду, ненависть, ты наживешь себе врагов. А врагов в жизни и без того хватает».

Паломе совсем не нужны были враги. Поэтому время от времени она возвращалась домой вовремя, помогала матери развесить свежевыстиранное белье, приготовить обед или прибраться в доме. Ей было важно участвовать в домашней работе, но еще важнее — чтобы ее участие было замечено. Тогда остальные женщины начнут перешептываться, что Палома все-таки оказалась хорошей девушкой, что она сочувствует материнской потере и вполне может стать надежной опорой в старости. И тому подобное.

И Палома, и Миранда прекрасно знали, что это — всего лишь жест вежливости. Миранде совсем не нужна была помощь; напротив, ей часто казалось, что у нее недостаточно работы. Однако меньше всего ей хотелось навязчивого сочувствия со стороны островитян, и она ценила проницательность дочери.

Когда Палома причалила к берегу, Миранда и другие женщины были заняты стиркой. Рядом с причалом был выступ из плоских камней, выдававшийся в море. Женщины, которые собрались на нем, замачивали белье в воде, вбивали в него мыло при помощи камней и потом прополаскивали. Чистое белье укладывали в корзины и относили на холм, где его прополаскивали в пресной воде.

Палома встала на колени рядом с матерью и тоже стала колотить белье. Никто словно бы и не заметил ее прихода, женщины продолжали тихо ворковать вокруг. Нет, они не игнорировали ее, напротив, они естественным образом принимали ее в свое общество, будто она и находилась с ними все время. С их стороны это тоже было жестом вежливости, потому что, если бы они вдруг поздоровались с ней и начали задавать вопросы, это привлекло бы внимание и лишний раз подчеркнуло бы то, что Палома не такая, как все, — а об этом старались не говорить. Девушкам не подобало проводить дни напролет в море и заниматься бог знает чем.

Иногда Палома чувствовала себя как человек с врожденным заболеванием. Складывалось впечатление, что все вокруг думали: «Ах, бедняжка, она не виновата, давайте не обращать на это внимания». Это только усиливало ее чувство одиночества. Но в каком-то смысле ей нравилось такое обращение, так как оно помогало ей ощущать себя непохожей на других.

У Паломы никогда не возникало желания поведать о том, что она делала и что увидела за день. Большинство женщин все равно не верили ей, и это ставило Миранду в неловкое положение. Те же, кто верил, вовсе не желали слушать ее истории, которые полностью противоречили их представлению о море.

На островах большинство детей с самого рождения слышат, что море — это их враг. И хотя жизнь островитян полностью зависела от морских щедрот, они почему-то рассматривали море не как союзника, а как ярого противника. Палома никак не могла этого понять, ведь ее учили совсем другому, и однажды она спросила Виехо, откуда такая неприязнь.

«Так было всегда, — сказал старик, пожав плечами. — Море ничего не дает само, человек должен сам взять, что ему нужно. Возможно, такое отношение помогает человеку почувствовать, что он сильнее, что море подвластно ему так же, как подвластны животные».

«Я считаю, что это глупо», — сказала Палома.

«Возможно, — кивнул Виехо. — Но таков порядок вещей».

Женщины, чья повседневная жизнь была занята стряпней и стиркой, кто никогда не бывал в открытом море, считали его чужим и опасным, населенным устрашающими, скользкими, ядовитыми тварями, готовыми в любой момент поживиться человечьим мясом. Их вполне устраивало такое видение моря, и молодой девушке вряд ли удалось бы убедить их в том, что это далеко не так.

Палома была очень возбуждена всем увиденным сегодня под водой, и ей страшно хотелось тут же рассказать об этом. Однако она сдержалась и решила подождать момента, когда она останется с матерью наедине и сможет поведать ей обо всех чудесах.

Когда стирка была закончена, Палома подхватила тяжелую корзину с мокрым бельем и поднялась на холм вслед за матерью. У ручного насоса с пресной водой они прополоскали белье и развесили его на веревке за домом.

Занятые домашними заботами, они работали в тишине, однако все мысли Паломы были о том, как бы рассказать матери о встреченном ею манта-рэе. Миранда чувствовала, что дочь старается улучить подходящий момент для разговора.

Палома знала, что напугает мать, если расскажет ей всю правду, поэтому решила не говорить ей, насколько большим был манта-рэй и как близко она подплыла к нему, и уж конечно же о том, как она села ему на спину и была затем с силой отброшена в сторону. Надо было также уверить Миранду в том, что никто другой больше не знает и не узнает об этом и что похождения Паломы не станут предметом слухов на острове. Ежедневные вылазки девушки в открытое море и без того вызывали достаточно кривотолков, а если бы стало известно, что она вот так запросто возилась с гигантским скатом, ее бы просто сочли ведьмой. Муж Миранды имел репутацию бунтовщика и смутьяна. Сын ее проводил все свое время, выдумывая различные безрассудные способы заработать достаточно денег, чтобы уехать в Мехико и поступить в техническое училище, где бог знает что бы с ним произошло. Быть вдобавок ко всему еще и матерью ведьмы оказалось бы выше ее сил.

К тому времени солнце уже опустилось достаточно низко и начало наливаться красным цветом. Легкий ветерок овевал развешанное белье, и рукава рубашек слегка похлопывали под его дуновением. Миранда повела носом и кивнула в знак одобрения: это был хороший ветерок.

Над островом Санта-Мария могли дуть три разных ветра. Один не годился для сушки белья, другой был вполне сносен, а третий был то, что надо. Восточный ветер никуда не годился, потому что он дул над пустынной восточной частью острова и нес с собой пыль и грязь. Белье, высушенное на таком ветру, становилось грубым и жестким. Ветры с запада или с юга дули со стороны моря и были не столь плохи. В сухую погоду они несли легкий запах моря, но, когда влажность была высокой, становились тяжелыми от соленого тумана. Тогда белье подолгу не высыхало, было липким на ощупь.

Сейчас ветер дул с севера. Свежий и сухой, он, казалось, был сладким на вкус — ведь он прилетел с самой высокой части острова, где росли кактусы и дикие цветы. Это была, конечно, мелочь, но жизнь Миранды как раз и состояла из мелочей, хороших и плохих, и поскольку ветер выдался удачным, она была довольна.

Они зашли в дом и разожгли огонь, чтобы готовить ужин.

— Сегодня я видела манта-рэя, — сказала наконец Палома.

— Очень хорошо, — ответила Миранда, не поднимая головы от камина, в котором она разгребала потухшие угли перед тем, как положить дрова.