— Эйдетическая память, — не без зависти вздохнул дед.

— Огромное преимущество, и не менее тяжелое бремя. Я вот сижу с тобой, а где-то там, в голове, сосулька проламывает череп мужа Екатерины Алексеевны, — поежился. — И не забудешь при всем желании! Слышал поди такой звук?

— Приходилось, — поежился и дед. — Память у меня похуже, но такое — ни в жизнь не забудешь.

— Хорошо, когда есть с кем такими штуками поделиться, — благодарно улыбнулся ему я. — Легче становится.

— Скажи, а как ты книги пишешь? — решил дед сменить тему.

— Тоже память помогает — прямо в голове целиком придумываю, а потом переношу на бумагу. Если мне машинистку выделят, могу по книжке в неделю надиктовывать, — с аккуратно подпущенным в голос самодовольством ответил я. — Но столько производственных мощностей мне Родина выделить не может чисто физически — у нас писателей много, и печатать нужно всех, а не только Сережу Ткачёва. — отреагировав на поднятую дедом бровь, добавил. — С песнями та же ситуация. А еще я учебник по сценарному мастерству освоил, пьесу написал — на Новый год в школе и ДК опробовали, обещали в ТЮЗе начать показывать, ну а я еще мультфильм в работу запустил, и, когда домой вернусь, сяду за сценарий многосерийного цветного телефильма по «Электронику», только нужно с товарищем Велтистовым контакты наладить. Но его номер у меня уже есть! — улыбнулся я. — О, кстати! — вспомнил о важном и пошел к фортепиано, картинно закатал рукава теплой клетчатой рубахи. — Зацени, музыка народная, слова — народные. Наша служба и опасна, и трудна…[2]

Хе, глазки прикрыл, улыбается! Оттаивает Андропов, проникает магия светлоликого пионера под многокилометровый слой застарелого профессионального цинизма. Или опять притворяется?

— Здорово! — когда я доиграл, вынес вердикт дед.

— Ну и все, — улыбнулся я и начал записывать песенку на нотную бумагу. — Ты же в курсе, что гимн вашим смежникам настолько же «народный», как и это?

— Все, кому надо, в курсе, — подтвердил дед.

— У вас же есть ведомственный хор?

— Есть, — кивнул он.

— Вот и новиночка в репертуар! — дописал и протянул деду.

— Молодец, — похвалил он меня.

— А пограничники наши по твоему ведомству, верно?

— По нашему, — не стал скромный Андропов присваивать «юнитов» себе.

— Тут под гитару надо! — сменил инструмент. — Зеленые погоны и звезды на плечах…[3]

Твою мать, тут же «орел двуглавый!». Альтернатива, срочно!

— Парит над нами флаг наш алый…

Хе, изи!

Дальше переделывать не пришлось, но дед поморщился:

— Звучит как что-то дворово-«блатное».

— Ха, блатное тоже могу, слушай! — хохотнул я. — Кольщик, наколи мне купола…[4]

По мере исполнения дед постепенно краснел, а в конце, к моему огромному удивлению, громко и сочно расхохотался до слез. Такое уже не сымитируешь — сердечко Андропова успешно украдено! Спасибо, Миша Круг, святой ты человек! Дождавшись, пока дед просмеется, я отложил гитару и пояснил:

— Нельзя позволять маргинальным группам присваивать себе ноты, слова и цвета! Это — общее достояние всего человечества, и избегать части из них — идти на поводу у тех самых маргиналов. Как интеллигентные люди, мы — выше этого! А «Погранзаставу» наши ребята будут в каждой казарме петь, проникаясь тем, какие они классные и стоящие на защите Родины. Они ведь вправду классные и стоят, так давай им об этом споем!

— Убедил! — улыбнулся Андропов. — Но «блатное» лучше больше не пой, нам одного Высоцкого хватит.

— Не хватает Высоцкого, — зацепился я. — Я пока не высовываюсь, но однажды запишусь к Екатерине Алексеевне на серьезный разговор про Владимира Семеновича. Не нравится мне, что такой талант затирают, таланты от этого спиваются и гибнут. Да, он местами, как говорится, «с душком», но «душок» этот ни к чему не призывает и проистекает исключительно от любви к Родине.

С интересом выслушавший пассаж дед кивнул:

— Я тоже так считаю.

— Но ты — не министр культуры, и брать на себя ответственность совершенно разумно не хочешь, — не стал я обвинять его в трусости. — Но меня Екатерина Алексеевна любит, и, набрав некоторый авторитет, я смогу с ней немножко поговорить о нашей культуре. «Запрещать и не пущать» еще пару веков назад работать перестало, а сейчас — тем более. Нужно возглавлять и использовать то, что победить не можешь.

— Я тоже читал Макиавелли, — не удивил дед, улыбка которого стала еще более искренней.

— И поэтому тебя часть нашей интеллигенции ненавидят, — гоготнул я. — Они тоже все Макиавелли читали, и «возглавляться» им очень не хочется — гораздо приятнее рыдать на кухне и рассказывать, как такой талант не ценят. Но Высоцкий возглавится с радостью — он патриот, и даже попав по ту сторону занавеса и получив там успех, не станет ругать и вредить СССР. А еще — обязательно вернется, потому что творцу такого уровня без родной земли под ногами дышать трудно.

Андропов благожелательно кивнул — согласен, мол. Я записал песенку про «Погранзаставу», и мы вернулись к английскому. Итоги — десяток «неправильных глаголов» и полсотни слов. А главное — дед уверился, что методика работает, и, стало быть, я получил «очков хорошего внука».

Проводив деда до выхода из особняка, вернулся к себе и первым делом, зажав рот руками, сдавленно застонал, ощущая как все тело покрывает противный холодный пот. Дрожь сменилась лавиной эйфории, и пришлось давить ликующий смех. Вот так вот организм реагирует на условную встречу с медведем на узкой таёжной тропинке, когда медведь, вместо нападения, кушает конфеты с рук, ласково теребит лапой по макушке и спокойно себе уходит. Все, если не зарываться и крупно не косячить, теперь все точно будет хорошо. Вдох-выдох, вдох-выдох. Порядок! Можно звонить любимым и близким.

— Алло, Соечка, привет, это опять я!

Глава 6

Проснувшись с первыми лучами солнца, потянулся и вылез из-под толстенного одеяла. Дубак! Ёжась, надел футболку и свитер, на ноги — синие треники. Натянув вязаные (подарок бабы Зины) носки, сунул ноги в мягкие тапочки и подошел к окну, полюбоваться красиво спадающими через ветви деревьев и весело блестящими на снегу лучиками. Серое зимнее небо картины не портило. Наклонившись к стеклу, посмотрел направо — там видно крылечко задней двери дома — и снова зябко поежился: одетая в скромный закрытый купальник Агафья Алексеевна как раз вылила на себя ведро воды. Зычно «ухнув», встряхнулась, зачерпнула снега и начала им обтираться. Пойду-ка включу обогреватель — так и не решился оставить его на ночь, вдруг коротнёт? Блин, а еще я пропустил вчерашнее «Время». Ладно, про надои иногда можно и пропустить. Можно звонить маме и