Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вначале, правда, едва не растянулся, запнувшись о последнюю ступень крыльца, а всё потому, что справа от входа увидел в рамке с чёрной лентой себя. В смысле Алину. Специально под фото принесли внушительный постамент, чуть ли не погребли его под крупными бордовыми розами, заставили горящими свечами…
И меня в самый центр. В рамке, ага.
Даже ближе подошёл, чтобы уж точно не списать видение на галлюцинации. В летней участковой форме, в пилотке, с макияжем, чтобы фото получилось ярче… Явно из личного дела взяли.
И не стыдно им, а? Человек погиб, а они глумятся. Одно слово — отморозки!
— Слышь ты… — Мой интерес к постаменту не прошёл мимо охранника Гаврюхи, пропускающего (либо нет) в клуб посетителей, и парень скорчил суровую мину. — Иди, куда шёл.
— Кто это? — спросил без особого интереса, чтобы понять, что тут вообще происходит.
— Участковый наш, — угрюмо насупился парень, словно искренне переживал мою смерть. — Алина Константиновна. Чудесный человек… — голос охранника подозрительно дрогнул. — Убили вчера. Твари какие-то… — Громко шмыгнув, Гаврюха зло скривил губы, словно именно я был виноват в его повышенной чувствительности этим вечером. — Ты заходить будешь, нет?
Не став ничего говорить, озадаченно качнул головой и прошёл в основной зал. Несмотря на вечер пятницы, первый из основной череды самых прибыльных вечеров, музыка звучала приглушённо, особо народу не наблюдалось и в целом царила довольно тяжелая атмосфера: почти никто не танцевал и даже у шеста, на моей памяти в это время не пустующего никогда, сегодня никого не было.
Охренеть! И правда практически поминки!
Мне пора собой гордиться?
Несмотря на всю абсурдность происходящего, я решил не возвращаться обратно в пансионат (там ещё хуже) и первым делом прошёл к барной стойке. Пробежался оценивающим взглядом по бутылкам за спиной бармена Владика, но не успел озвучить свой заказ, как передо мной появилась рюмка с водкой и сопроводилось это скорбным пояснением:
— Вчера трагически погибла любимая женщина шефа. Первая рюмка водки всем посетителям за счёт заведения.
Вот тут мне стало откровенно не по себе. Любимая женщина шефа? Что ещё я сегодня о себе узнаю? А между прочим, я не принял от него ни единого подарка. Букеты и те обратно возвращал, не говоря уже о прочем.
Пончики (вообще святое!) мужикам отдавал!
А тут вдруг оказывается, что я — его любимая женщина…
Водку я выпил молча и залпом. Занюхал собственной манжетой, отрицательно мотнув головой на предложенный хлеб и маринованный огурец, коротко выдохнул и потребовал меню. Не знаю, как переносит алкоголь это тело, но перегружать его ещё и этим не хочу.
Не время и уж тем более — не место.
И всё же мучает меня один прелюбопытнейший момент: как к этому на самом деле отнёсся Кулак? Вот бы на него сейчас глянуть!
Но, если оставить совершенно неуместную иронию (однако, пока почему-то не получалось), столь серьёзная реакция на мою смерть могла грозить опять же мне всевозможными неприятностями. Михайло мог начать давить на Курдяка и требовать полноценного расследования с поиском живых виновных (как всё-таки вовремя он убил оккультиста!), мог вообще нанять кого-нибудь со стороны…
В общем, чем дальше, тем сильнее портилось у меня настроение и минут через десять, когда я уже пересел за свободный столик у стены и мне принесли салат, пообещав не задерживать с горячим, добавил к заказу триста грамм водки. Поминать себя, так всерьёз!
***
То, что сегодня конструктивного диалога не получится, Юматов понял сразу. К его приходу Кулак был уже подшофе и весьма угрюм, а аккуратные расспросы о причине не слишком прояснили ситуацию. Одно Харон понял точно — дело в бабе. В мёртвой бабе.
Остальное звучало весьма расплывчато. То она была «умницей» и «красавицей», то «участковочкой», то вообще — «опальной графинюшкой». Михайло не прекращал пить, опорожняя одну стопку за другой, словно наливал в неё воду, а не сорокоградусную (даже понюхал, вдруг и правда вода?), так что с трудом высидев полтора часа, но так ничего и не добившись, Эльдар вышел из хозяйского кабинета.
Вряд ли Кулак вообще заметил, что снова остался один, однако пьяный оборотень Харона больше не интересовал. Выйдя из кабинета, Юматов сделал всего несколько шагов и оказался у перил внутреннего балкончика, с которого открывался вид на нижний зал. В целом очень удобно.
И крайне удачно!
Интересное совпадение…
***
Когда у моего столика появился квартерон, я протрезвел почти мгновенно. К этому моменту я выпил грамм двести и по уму уже должен был довольно неплохо опьянеть, но, видимо, тело об этом не знало, и я был практически трезв. Однако, прошла и та легкая дымка расслабленности, когда Юматов вальяжно присел на диванчик напротив и кивнул мне, как старому знакомому.
— Дивный вечер, — заявил небрежно, словно мы сидели не в ночном клубе, а в опере.
— Да уж, дивный, — не поддержал его легкомысленный тон. — В кои веки решил расслабиться, а тут атмосфера похлеще, чем на кладбище.
— Тоже заметил, — кивнул невозмутимо эльф и вроде как невзначай поинтересовался: — А что случилось?
— Так на центральном входе всё стоит… — Пытливо глянул на собеседника, не представляя, как можно пройти мимо тумбы с несколькими сотнями роз.
— Я вошёл в клуб иным путём, — тонко улыбнулся Юматов, всем своим видом давая понять, что ничего больше объяснять не собирается.
Да я и так уже понял. С Кулаком поди встречался? Ну и как он? Судя по общему недовольству столичного бандюгана — никак.
— Так что там, на центральном входе? — поинтересовался Юматов таким требовательным тоном, что сразу захотелось его послать.
На центральный вход, не меньше.
Глянул на него долгим, проникновенным взглядом, но на конфликт не пошёл. Всего должно быть в меру (по психологии и переговорам у меня была твёрдая «пять»). А значит…
— Говорят, местная участковая вчера погибла. Молодая девка, симпатичная… Там даже фото поставили. — Пожал плечами и налил себе снова, нагло не предлагая выпить эльфу. Будет надо — сам закажет, не маленький. — Но как по мне, так странно всё это. Кем бы она местным ни приходилась, это прежде всего развлекательный клуб, а не зал прощания. Всему должно быть своё место и время.
— Согласен, — задумчиво кивнул Юматов, глядя на меня с