— Сигареты есть? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил полковник, не давая Низами высказаться — жуть, как курить охота, мои все отсырели. Он со злостью отбросил сигарету, которую мял в руках. По напряженным лицам бойцов, он догадался, о чем хотят доложить разведчики, и поэтому нервничал, тянул время, чтобы как-то успокоиться.

— Командир, мы не смогли пройти. Везде посты хачиков, — вскочил на ноги Низами. Мы не сможем прорваться к Ширлану, так что надо уходить в направлении Лачин. Мы сделали все, что в наших силах, — он говорил, все больше распыляясь, но полковник не слушал его. Его мысли были там, в деревнях Ширлан и Косалар, где остались старики, дети, женщины.

После падения Шуши, никто не предупредил население горных селений, чтоб они уходили. Об этом он узнал накануне, от беженцев, вышедших к его постам по дороге в Лачин, когда планировал прорваться с немногочисленной группой в Зараслы и оттуда атаковать армян, засевших на высотах Большого Кирса.

«Если ты не спасешь людей от беды, будешь, проклят навеки», — мысли не давали покоя полковнику. Казалось, что нет больше сил, и желания бороться.

Если не помочь жителям и не вывести их через горы, то хачики окружат и возьмут в кольцо села, и тогда будет хуже, чем дашнакские зверства в Ходжалах.

— Что же делать, что? — в который уже раз за последние сутки, он задавал себе один и тот же вопрос, только не находил ответа. Вот теперь и разведчики принесли тревожные вести.

— Сядь Низами, не мельтеши.

— Эх, закурить бы сейчас, — будто других проблем сейчас у него не было, сказал он в сердцах.

Второй из разведчиков, Босс молча протянул сигарету, и тут же отвернулся.

— Интересно, боится вопросов, или еще хуже, думает, — «а вдруг командир не поверит, что пройти не смогли».

— Эх, Босс, знал бы ты, что я сразу все понял, как только увидел вас.

— Хоть нетерпелив Низами, но в голосе его нет дрожи, да и у тебя Босс, руки не дрожали, когда протягивал сигарету. Трусости нет в тебе, это точно. Не зря ты чемпион страны по боевому самбо. Родом ты из великих потомков прославленного сына нашего народа Ази Асланова, о подвигах которого слагали легенды. Да разве вам скажешь об этом?

Бойцу-то что? Он пошел, посмотрел, сунулся раз — два, вернулся, доложил. А ты, командир, думай, отдавай приказ, ищи выход из положения там, где его, казалось бы, нет вообще.

— Садитесь ближе, братья мои, — сказал полковник, чтоб как-то сгладить создавшееся неловкое положение. Это обращение было не проявлением его слабости или панибратства. Последние бои за город Шуша, действительно, сблизили их; отношения между бойцами, оставшимися в живых, можно было назвать братскими.

— Низами, как ты думаешь? — он остановил взгляд на старшем лейтенанте, — а что, если группами, по 5–7 человек сделать попытку просочиться. Тогда будет хоть какой— то шанс, если одна из групп прорвется к Ширлану и поможет сельчанам.

— Посты впереди отвлечем, они и прорвутся.

— Мне все равно, — с ухмылкой сказал Низами, — ты командир, приказывай, все равно помирать, так уж, лучше в бою, чем сорваться в пропасть в горах.

— Ты это, — полушутя полувсерьез, полковник обратился к лейтенанту, — раньше времени не умирай, а то хоронить негде, везде скалы, так что потерпи уж до хорошей земли.

— Командир, одну группу я могу повести, — хлопая длинными ресницами, — предложил Босс.

— Тогда вторую возьми ты, Низами — договорились?

Молчаливые взгляды разведчиков, спрашивали, — а кто отвлекать будет?

— Первым пойду я сам, с сумгаитскими ребятами, ты Босс, возьмешь с собой Гагулю и Хамбабу, они надежные пацаны. Низами, с тобой пойдут Видади Рустамов и Пярвиз, оба афганца, они не подведут, остальных бойцов разделим на три группы, поровну.

— Встретимся у села Ширлан. Кто из вас туда дорогу знает? Разведчики молчали, потупив взгляды.

— Так понятно, — многозначительно прошептал полковник, — никто! вот это уже лучше, — он не смог скрыть иронии в голосе.

— Вот и хорошо, значит, не заснете на ходу, — он улыбнулся, краешком обветренных и потресканных губ.

— Слушайте внимательно, мужики, есть один ориентир, запоминайте. Как только спуститесь в лощину, держитесь правой стороны, пройдете с километр, там огромный валун его пропустить невозможно, вот от него начинайте подъем влево в гору. За вершиной только одна деревня, вот она и есть Ширлан, там спросите дорогу на Косалар, дальше по обстановке.

— Буди ребят Босс, только тихо! — приказал он разведчику.

— Низами со мной, — услышав свое имя, Низами как будто бы вздрогнул, или это показалось полковнику, он не мог сразу понять. Но что-то екнуло под сердцем.

— Третью ночь не спит, наверно закемарил, пока стоял, а может, свою дочурку вспомнил. Виду не подает, что волнуется — нормально значит.

— Низами, первой пойдет моя группа. Как только нарвемся на засаду, я начну отходить вправо, ближе к Шуше, хачиков, будем уводить от вас. Босс — молодой, пусть пойдет замыкающим. Если что, за мной не ходите.

— Командир не понял?

— Еще слово, сразу все поймешь.

— Будешь уводить группы к Лачину, там начальник штаба полка Рафик Нагиев — найдешь его. Скажешь ему, что моя группа будет пробиваться к Ширлану. Там остались местные сельчане, будем выводить их через гору Сары — баба, запомнил?

Рафик, он местный парень, ему можно доверять, как узнает, что мы выводим людей, придет на помощь. Если не найдешь его, позвони в Баку. Низами остановился и уставился на полковника.

— Да, позвони в Баку, не домой жене, а брату моему Эльману. Пусть возьмет все резервы и дует в Лачин. Ждешь его, и если через три дня, я не выйду, сами смотрите и поступайте по обстановке. Запомни, жители сел ждут и надеются на нашу помощь. Прошу тебя, Низами, любыми способами прорывайтесь к Ширлану, а оттуда в Косалар. Молодец, хоть теперь ничего не спросил и не ответил. Эх, Низами, как бы я хотел, что бы ты сейчас начал уговаривать меня взять тебя с собой, а я накричал бы на тебя, и тогда мне стало бы намного легче и не страшно. Ведь мне тоже страшно, брат. Страшно, понимаешь, страшно, оттого что не знаю местности, не знаю людей, с кем придется пройти по тылам. Меня не учили партизанить, не учили командовать добровольцами, необученными, не понимающими, что такое приказ, не говорящими на русском языке и не знающими, что такое дисциплина. А ты, молчишь, — правильно, что толку глотку студить. Отваги тебе не занимать и ты все прекрасно понимаешь, что нас ожидает впереди. Не зря говорят — «храбрец