— Наш человек в больнице, босс.

— И?..

— Похоже, теперь мы расследуем уже убийство.

Нью-Йорк, 1922 год

Тетя мальчика уговаривала его зайти внутрь, в тепло, но он отказался. Солоноватый ветер трепал его волосы, в горле стоял комок, по щекам бежали слезы, но, крепко вцепившись в поручни почтового парохода «Мавритания», он словно и не замечал холода. Пока они проплывали под мостом Верразано-Нэрроуз, мальчик ни на миг не выпустил из виду исчезающую вдали статую Свободы.

Теперь она была совсем крошечная — едва различимое пятнышко. Ее поглотили туман и облака, неумолимо надвигающиеся на нее в спускающихся сумерках. Он не сводил глаз со статуи до тех пор, пока она совсем не растворилась во мраке, и тогда на душе у него стало еще тоскливее. Как будто нить, связывавшая его с отцом, разорвалась окончательно и бесповоротно.

Палуба скрипнула под ногами. Помимо того что сильно пахло краской и лаком, через каждые несколько секунд из дымохода вырывалась новая порция дыма. Тетя вновь позвала его и потянула за рукав. Не обращая на нее внимания, он уставился на тянувшуюся вслед за кораблем, сотней футов ниже, кильватерную струю. С каждой секундой расстояние между кормой «Мавритании» и Нью-Йорком увеличивалось. С каждой секундой шансы на то, чтобы найти отца, становились все более призрачными. Тайна его исчезновения была окутана пеленой куда более мрачной, чем та, что накрывала сейчас статую Свободы.

Из внутреннего кармана он вынул скомканный обрывок газеты, врученный ему несколькими часами ранее на пирсе. Бумага затрепетала на ветру, и, боясь потерять ее, он вцепился в листок мертвой хваткой. Посмотрел на фотографию отца, потом на неуклюже нацарапанные имена и цифры. 9 5 3 7 0 4 0 4 2 4 0 4. И снова посмотрел на уходящий вдаль Нью-Йорк.

Его отец был где-то там, в городе. Там, где очутился не по своей воле. Там, куда его увезли эти плохие люди. Цифры были важны, он знал это наверняка. Должны быть важны.

Но что именно они означали?

Тетя дернула его за руку еще резче, и, аккуратно опустив листок во внутренний карман, он посмотрел на серый горизонт, повторяя про себя слова клятвы: «Когда-нибудь, па, я вернусь и найду тебя. Спасу тебя, где бы ты ни был».

Словно в знак одобрения, трижды пронзительно прогудел пароход.

2012 год

Рики Мур был пятидесятитрехлетним мужчиной с лысеющей макушкой и длинными седыми волосами, прикрывающими уши и верх воротника. Он был одет в потертую белую рубашку апаш с расстегнутыми верхними пуговицами для демонстрации золотого медальона и дешевую бежевую куртку; пальцы рук унизывали толстые кольца. С кровяными прожилками на землистого цвета лице он походил скорее на стареющего, подсевшего на наркоту рокера, чем на торговца антиквариатом, но за счет врожденного обаяния умел проникнуть в дом любой пожилой леди, какой бы благоразумной та ни была.

Найти его оказалось нетрудно. Он пил тут трижды в неделю, вечером.

Бар «Под петухом» в Уивелсфилде был, на взгляд Мура, правильным пабом. Украшенный бирдекелями со всего света, он предоставлял клиентам бильярдные столы, мишень для игры в дартс, доску для игры в «Толкни монетку», доброжелательного хозяина и персонал, в особенности лакомую барменшу, пробуждавшую в нем нескромные желания. Оригинальное название, не набившая оскомину музыка, отсутствие пищащих электронных игровых аппаратов, коими наводнены в наши дни столь многие заведения, плюс отменного вкуса пиво — что еще человеку надо?

Но пил он здесь отнюдь не по этим причинам. Расположенный в сельской местности, в четырнадцати милях к северу от Брайтона, где и проживал Рики Мур, паб был не самым подходящим местечком (особенно с учетом ужесточившихся в последнее время мер для лиц, управляющих транспортными средствами в состоянии опьянения) для приятного времяпрепровождения, так что каждый визит сюда всегда предполагал определенный риск. Но, как и в любом бизнесе, недостатки уравновешивались достоинствами.

Будучи одним из немногих сохранившихся «молоточников», Рики Мур жил достаточно комфортно, срывая низко висящие плоды, а именно заключая выгодные сделки в домах доверчивых старушек. Помогали обаяние и хорошо подвешенный язык; несмотря на суровую внешность, людям он нравился. Особенно пожилым дамочкам — по некоей причине, которую он не понимал и о которой конечно же не спрашивал. Он пробил нишу на рынке, позволявшую существовать относительно безбедно за счет той рухляди, что удавалось выманить у старушек. Однако же каждый раз, когда Рики Мур входил в тот или иной дом, он рассчитывал наткнуться на настоящее сокровище.

Как в том особняке на Уитдин-Роуд, где он побывал пару недель назад. Старушенция прекрасно отдавала себе отчет в том, каким богатством обладает, и отнюдь не собиралась расставаться ни с единым экземпляром своей коллекции, по крайней мере не в его пользу. Она выставила его за порог без малейших угрызений совести.

И вот в сегодняшнем «Аргусе» Рики прочитал, что она умерла. Глупая старая карга. Надо было продать ему те вещицы, которые он хотел. Быть может, на этом бы он и остановился и не стал звонить знакомым.

Хотя, возможно, все равно бы позвонил.

Пять штук наличными, аванс за наводку, жгли карман.

И никаких тебе налогов!

Главным достоинством этого паба было то, что сюда не заглядывали парни из Брайтона. Долгие годы дуря людей, он нажил немало врагов, и рано или поздно в брайтонских пабах наткнулся бы на кого-то покруче, чем он сам, кого-то, кто не забыл. Вторым и гораздо более важным плюсом являлось то, что здесь он подбирал обрывки ценной информации дома.

Именно так он всегда и действовал. Найти паб в спокойном, зажиточном сельском районе. Заручиться там всеобщей симпатией и доверием. Посиживать в баре, время от времени угощая завсегдатаев, выходя подымить за компанию. Словом, не хлопай ушами, и рано или поздно ты услышишь о милых, богатых, уединенных особнячках. И рано или поздно кто-нибудь из местных пригласит тебя оценить какой-нибудь хлам — либо к себе домой, либо к матушке, либо еще куда. Ты тайком сделаешь фото, пару-тройку звонков, скинешь снимки картин по имейлу, и через несколько месяцев маховик запустится.

Он поднял пинту «Харвис» за самого себя. Все у него зашибись. Жизнь прекрасна. Разве что для вечера пятницы здесь сегодня слишком тихо. Барменша, объект его вожделений, на работу не вышла, вроде как заболела. Но все прочее — в полном ажуре. В полнейшем.

О да.

От нечего делать Рики принялся изучать висевшую на стене фотографию футбольной команды. Надпись большими буквами под снимком гласила: «УИВЕЛСФИЛД УОНДЕРЕРЗ».

Внезапно он ощутил вибрацию в кармане брюк. Вытащил айфон. Посмотрел на экран — номер не определился. Поднеся телефон к уху, он тихо ответил:

— Да?

— Рики Мур? — осведомился звонивший.