Молва величала их Мором, Гладом, Бранью и Смертью. Их никто не видел, точнее, заказчики-то и жертвы лицезрели, но с первых бралась нерушимая клятва о неразглашении, а другие молчали, как убитые. Хотя почему «как»?..

Великолепная четверка имела репутацию всемогущей. Ее окружал ореол таинственности и страха. Эти факторы отлично увеличивали стоимость найма.

Что ж, предстояло наказать поганцев, посягнувших на жизнь барона. В таких делах прижимистый Косолаппен предпочитал не экономить.

Темные глазки феодала гневно засверкали, кулаки сжались до хруста: он снова вспомнил черта с ножиком.

В аскетически обставленную и почти не украшенную залу вбежал слуга.

– Ваше величие, четыре всадника!

Слуга посторонился, и в дверях показалась… морда осла.

Люди удивленно охнули.

Осел черного окраса вошел в залу. Барон и его подданные увидели фигурку наездника.

Он (или она?) был невелик – не выше пятилетнего ребенка. Ноги, руки, лицо гостя скрывал просторный серебристый плащ с безразмерным капюшоном. За этим наездником въехал другой, в золотистом. Потом третий, в одеянии цвета бронзы. И последний, облаченный в белое.

Все на черных ослах. И безликие в одинаковых нарядах.

Выстроив своих животных в ряд, всадники подъехали к трону.

Верховая езда по главной зале замка, естественно, была оскорбительна. Барон стерпел и это унижение. Честно говоря, он просто не обратил внимания на вопиющее нарушение этикета – настолько обескураживал облик четырех всадников. Величайшая легенда обернулась нелепым анекдотом. Те, кого рисовали демонами на дышащих адским огнем лошадях, оказались коротышками на ослах.

– Размер не главное! – без приветствий произнес кто-то из всадников.

Косолаппен почувствовал себя неуютно.

Во-первых, мелькнуло: «Они умеют читать мысли!» Правда, барон тут же успокоил себя: «Скорее всего, стандартная заготовка. Ведь любой, хм, удивится их росту…»

Во-вторых, жутко, когда не знаешь, кто именно с тобой говорит.

В-третьих, голос всадника был холоден, словно вековая льдина: беспристрастный и безличный. У Косолаппена возникло ощущение, что к нему обратилась сама вечность.

– Я не это имел в виду, – то ли впопад, то ли не к месту сказал барон.

– К делу, – предложили, вернее, велели всадники.

– Двое лютых людей. Скорее всего, виртуозные маги. В услужении черт.

– Черт? – В ледяном голосе промелькнул намек на заинтересованность.

Ходили слухи, что к нечисти легендарная четверка относится особенно беспощадно. Косолаппена это вполне устраивало.

– Воистину так, рогатый, мохнатый и вонючий, – и барон подробно описал происшествие в березовой роще.

Маги выслушали не перебивая. Когда рассказ закончился, они долго молчали, затем спросили:

– Они точно назвались Николасом Могучим и Паулем?

– Да.

– Четыре килограмма золота. – Голос назвал цену.

Косолаппен обрадовался: минимальный тариф. Помогли сведения про черта и прощелыг, один из которых выдает себя за мертвого героя. Профессиональный интерес четырех всадников был настолько велик, что материальное вознаграждение отступило на второй план.

– Принеси плату, – отдал распоряжение советнику барон и обратился к гостям. – Я знаю о вашем требовании не разглашать ни существо сделки, ни то, как вы выглядите. Я клянусь все сохранить в тайне. Но мои слуги…

Коротышка в золотом плаще сделал круговой пасс рукой.

Все кроме Косолаппена и всадников повалились на пол.

– Вы… Их убили?! – профальцетил хозяин замка.

– Нет. Они спят. Проснутся, ничего не помня. – Голос развеял страхи барона.

Вернулся советник с золотом. Не успев удивиться, чего это валяются воины и начальник стражи, попал под действие магии. Рухнул без памяти.

Коротышка в серебряном плаще протянул руки к мешку с вознаграждением. Золото медленно взлетело в воздух и плавно спланировало к волшебнику на ладони.

– Мы уже занимаемся твоим делом. До свидания.

Ослы развернулись и поцокали к выходу.

– А как я?..

– Мы обязательно пришлем тебе доказательства выполнения работы. Или вернем плату.

На сей раз в голосе сквозила прохладная ирония.

Позже Косолаппен допросил подданных: и тех, кто был у трона, и тех, кто сторожил или просто находился снаружи. Никто не помнил четырех коротышек на ослах. На основе этих данных барон заключил: «С ума сойти…»

– Сбрендили они, что ли?! – хохотнул прапорщик, наблюдая, как орущие благим матом Гюнтер и Петероника застряли в дверном проеме.

Они настолько синхронно неслись к выходу, что встретились именно на пороге.

Коля боялся разрушений. Он их дождался. Пострадала не только мебель. Дородная хозяйка выдавила косяк, на котором крепилась дверь, вынесла вместе с частью стены.

Наконец, супруги убежали.

– Приступить к обеду! – скомандовал Палваныч, когда вопли окончательно стихли.

– А они? – робко спросил Лавочкин.

– Они идиоты, – Дубовых пожал плечами, – а идиоты голодают.

Жестокий афоризм был достоин полковой стенгазеты «В суровый час досуга».

Солдат решил не уподобляться голодающим, накинулся на цыпленка.

– И, кстати, не забудь, – проворчал прапорщик, – ты лишен сметаны и пива.

Парню оставалось лишь мысленно повторить знакомое всем рядовым заклинание: «Вот гад!» Потом Коля развлек себя рассуждением: «Если идиоты голодают, а я лишен части порции, то я, получается, полудурок?!»

Поев, Палваныч размяк, сослался на утренний недосып и назначил себе внеплановый тихий час. Оставив Лавочкина караулить, стянул с поломанной кровати матрас и одеяло, постелил их на пол у печи и задал неслабого храповца.

Солдат сел на крылечке, прихватив с собой запрещенную кружку пива. Нужно было сочинить план небольшого мятежа.

«Знаешь, Колян, ты неплохой вроде бы парень, – беседовал с собой рядовой. – Веселый такой, смышленый. Но ты не гребец получаешься, а щепка. Вот несет тебя куда-то, бросает на волнах, ты плывешь не спеша по течению… А ведь так нельзя все время-то. Бывают моменты, когда надо упереться и поплыть против. Или в сторону. Или чуть задержаться на месте. А ты пролетаешь мимо таких моментов! Так вот, для начала пора менять правила игры, иначе этот боров задушит тебя своими издевками. Арестовывает на ходу, по воде гоняет, жратвы лишает… В каком уставе такое написано? А может, и написано… Зря ты в „учебке“ не уделял должного внимания главным документам, зря…»

Лавочкин улыбнулся, вспомнив замполита: худой, кожа да кости, мужичок с орлиным взором каждое занятие начинал с классической фразы: