— К сожалению, не туда, — зло ответил он. — Домой едем.

— А... а стакан? — я в руках до сих пор сжимала стакан из-под сока. — И мы обещали Насте...

Дмитрий Сергеевич резко остановился, отчего я чуть ли в него не врезалась, смерил меня взглядом, полным ярости, отобрал предмет посуды и водрузил на поднос проходящего рядом официанта.

— А теперь идем.

И меня снова потащили!

— Я сама пойду! — возмутилась я. На каблуках так перемещаться оказалось очень не просто.

— А вдруг потеряешься? — с издевкой поинтересовался он.

Я сжала зубы и поспешила за ним.

Босс буквально швырнул меня на пассажирское сиденье машины, сам сел за руль и сразу же завел двигатель. Я не понимала причину столь резкой смены настроения, но не решилась что-то высказать, пока он водит.

Едва Воскресенский зашел в квартиру, он швырнул на диван в гостиной рывком снятый пиджак и сразу направился в сторону кухни.

Я пошла за ним - нам следовало поговорить об услышанном мною сегодня.

Босс сидел за барной стойкой и наливал в тумблер виски. Его движения были злыми, порывистыми и резкими.

— Я узнала, для чего вам нужна, — сообщила ему я.

— А говорила, что потерялась, — хмыкнул он.

— Я не хочу обманывать хорошую женщину. У нее ребенок пропал, а вы... а вы просто играете! — возмущенно отозвалась я, не отреагировав на его слова. — Это подло и бесчеловечно!

— Подло, говоришь, и бесчеловечно? Хочешь, расскажу все плохое, что сделала твоя "хорошая женщина"? — Мужчина усмехнулся и залпом выпил коричневый напиток.

— Я не верю, что она вам что-то могла сделать. Вы дадите такой отпор, что... что страшно представить.

— Я польщен, — снова насмешливая улыбка. Он до краев наполнил стакан виски, снова выпил, со стуком положил на барную стойку и поднялся. А затем начал стремительно снимать рубашку!

— Что... что вы делаете? — я машинально сделала шаг назад.

Дмитрий Сергеевич стремительно пересек расстояние между нами.

— Не веришь? А вот это я получил когда-то за то, что являлся сыном своего отца, — Воскресенский скинул рубашку и повернулся ко мне спиной.

Я ахнула от неожиданности. На его спине змеились белесые полосы от старых шрамов. Их было много. Длинные, короткие, совсем истаявшие или яркие, выпуклые.

— Твоя хорошая женщина когда-то дружила с моим отцом. И она же с муженьком его подставила, — босс вернулся вернулся к стойке, взял с нее початую бутылку и выпил алкоголь прямо из горлышка. Виски?! Из горлышка?! — Знаешь, что делают с семьей того, кто не выполнил свои обещания, по их мнению украл большие деньги и попал в тюрьму? Ничего хорошего. Мне было шесть лет, Вика, а эта тварь... Она и мою мать не пожалела. За что должен жалеть ее я? Подло и бесчеловечно было тогда, и меня есть право на месть.

Я судорожно вздохнула, пытаясь все это уложить в голове. Образ Насти никак не вязался с тем, что сейчас говорил Воскресенский. И ее боль... Она была искренна. А босс? Он может соврать?

— А ваш отец, он... — слова никак не хотели складываться в предложения.

— Мертв, — холодно ответил мужчина. — Повесился в тюрьме. Ну, или ему помогли.

— А мама? — у меня в горле пересохло.

— А мама жива, — черты его лица немного смягчились, а голос потеплел. — Если захочешь - могу с ней познакомить.

Я кивнула, рассматривая исполосованную шрамами спину босса. В голове просто не укладывалось услышанное!

Оказывается, за каждой силой прячется боль.

— Ну давай, — он допил виски, поморщился и, отложив бутылку, повернулся ко мне.

— Что? — не поняла я.

— Пожалей меня, — со злой усмешкой выплюнул он. — Правильные мышки же любят так делать. Поплачь, обними меня, скажи, что все прошло.

Он фальшиво рассмеялся. И как-то очень быстро оказался рядом со мной. Сжав подбородок, заставил поднять голову и, вглядываясь в мои глаза, произнес:

— А лучше раздвинь ножки - так хоть будет польза от твоей жалости.

— Я не вас жалею, — я попыталась вырваться, но его руки переместились на мою талию, удерживая меня на месте.

— Вот как... — насмешливо протянул он. — И кого же жалеет наша мышка?

— Жалею того мальчика, который вдруг потерял свое детство. Который понял, что папа не придет и спасет.

Еще одна усмешка скользнула по его четко очерченным губам, и Дмитрий Сергеевич как-то неуловимо притеснил меня к стене, прижав к твердой поверхности.

— К дьяволу пустые разговоры, — его ладони двинулись по спине, оставляя за собой пылающий след из мелких заряженных частиц. Моя попытка оттолкнуть Воскресенского закончилась тем, что он перехватил мои запястья одной рукой и завел их мне за голову, пригвождая к стенке. — Итак, рассказывай, мышка.

Его дыхание с терпким запахом дорогого виски обжигало нежную кожу чуть ниже подбородка.

— Ч-что?! — я попыталась вырваться, но снова ничего не вышло. Хватка Воскресенского была стальная.

— Например, о том, куда ты сегодня сунула свой любопытный носик, — терпеливо объяснил мужчина, одним движением расстегивая молнию на платье. Творение модного дома скользнуло по моим плечам и тут же упало к ногам.

Я от неожиданности вскрикнула, но мой всхлип поглотил голодный поцелуй со вкусом виски. Жадный, властный, отбирающий сопротивление, заставляющий сдасться и...

— Давай, Вика, — прервав прикосновение, поторопил меня Дмитрий Сергеевич.

А у меня сердце бьется сильно-сильно! И дыхание зашкаливает. Только я не могу понять: от страха или?.. И страшно, и волнительно, и горько, и как-то запредельно сладко.

— Я услышала разговор, — прошептала, глотая ставший вязким и горячим воздух. — И я бы попросила...

— Подробнее, мышка, — перебил босс. — И избавь меня от своих моральных терзаний. Если нравится страдать - пострадай чуть позже в одиночестве, а сейчас я жду ответ на свой вопрос. Что ты услышала?

Его не удерживающая мои руки ладонь скользнула по шее, большой палец погладил трепещущую жилку, а затем Дмитрий Сергеевич заставил еще сильнее запрокинуть голову, чтобы я не скрывала от него взгляд.

— Настя разговаривала со своим мужем, — я машинально облизнула пересохшие губы.

Его уже затуманенный алкоголем взгляд стал темнее и... голоднее.

— И? — босс снова погладил мою шею, растирая будто бы огнем кожу. — О чем они говорили?

С моих губ сорвался судорожный вздох, но я быстро взяла себя в руки.

— Об их потерявшейся девочке Аделии, — говорить, находясь настолько близко к мужчине, очень сложно. — Настя рассказывала, что я очень похожа на нее, и она даже считает, что я и есть Аделия.