Не знаю, то ли это слабая попытка пошутить, то ли прямая угроза. Мое терпение вновь угрожает лопнуть. Спасибо, я уже слушала нытье ходячего громоотвода. И не собираюсь терпеть надменность какого-то ударившегося в депрессию принца.

Вновь глаза Кэла вспыхивают гневом и жаром. Интересно, хватит ли у меня скорости, чтобы справиться с ним. Какая это будет схватка. Огонь против тишины. Кто из нас сгорит?

– Забавно, ты просишь меня бережнее относиться к человеческим жизням. Помнится, там, в тюрьме, ты никого не щадила.

Тюрьма, в которой меня держали. Голодную, измученную, вынужденную наблюдать, как люди вокруг увядают и умирают, только потому что они родились… не такими. Но еще до того как попасть в Коррос, я была заключенной. Я – дочь Нового города, с рождения призванная в армию техов, обреченная провести всю жизнь в полумраке и пепле, подчиняясь фабричным гудкам и рабочему расписанию. Разумеется, я пыталась убить тех, кто держал меня в плену. И повторила бы, будь у меня такая возможность.

– И я этим горжусь, – говорю я, вздернув подбородок.

Я привожу Кэла в отчаяние, это очевидно. Вот и хорошо. Никакие речи не заставят меня с ним согласиться. Сомневаюсь, что и другие станут слушать. Кэл – принц Норты. Изгнанный, да, – но он во всем от нас отличается. Его способностью пользуются так же, как и моей, но Кэл – орудие, которое едва терпят. Слова принца не выходят за пределы узкого круга. И в основном к ним никто не прислушивается. Особенно я.

Без предупреждения он сворачивает в небольшой коридор, один из многих, пробуравливающих базу, словно кроличьи норы. Этот коридор ответвляется от главного прохода и под небольшим углом идет вверх. Недоумевая, я смотрю Кэлу вслед. В той стороне ничего нет. Только пустые коридоры, заброшенные, безлюдные.

Но что-то не дает мне покоя. «Я кое-что слышал», – сказал Кэл. В моей груди вспыхивает подозрение, по мере того как его массивная фигура с каждой секундой становится всё меньше.

На мгновение я колеблюсь. Я не друг Кэлу. Трудно даже сказать, что мы на одной стороне.

Но он до безумия благороден. Он не причинит мне вреда.

Поэтому я иду за ним.

Этим коридором явно никто не пользуется – он полон всякого хлама, и в тех местах, где перегорели лампочки, стоит полумрак. Даже на расстоянии Кэл нагревает застоявшийся воздух. Температура довольно приятная, и я делаю мысленную пометку: поговорить с другими техами. Может быть, мы придумаем, как нагреть нижние коридоры, используя сжатый воздух.

Я считаю провода на потолке. Их слишком много для немногочисленных лампочек.

Потом я отстаю и наблюдаю, как Кэл плечом отодвигает от стены несколько деревянных ящиков и кусков железа. За ними – дверь. Провода тянутся в помещение, скрытое за ней. Когда Кэл исчезает, затворив дверь за собой, я осмеливаюсь подобраться чуть ближе.

Становится видна путаница проводов. Это радиорубка. Теперь я вижу ее совершенно ясно. Красноречивое переплетение черной проволоки означает, что из помещения за дверью можно связаться с кем-то за стенами Ирабеллы.

Но с кем может общаться Кэл?

Мое первое желание – сообщить Фарли или Килорну.

Но… если Кэл думает, что может удержать меня и еще тысячу человек от самоубийственной атаки на Корвиум, пускай продолжает.

Надеюсь, я об этом не пожалею.

Я плаваю в темном море, и тени плавают вместе со мной.

Может быть, это воспоминания. Или сны. Знакомые, но странные – и с каждым что-то не так. Глаза Кэла налиты серебристой, горячей, дымящейся кровью. Лицо моего брата больше похоже на череп. Папа поднимается с кресла, однако его ноги тонки, как палочки, узловаты, ненадежны и готовы подломиться на каждом шагу. В обеих руках у Гизы торчат металлические булавки, а рот у нее зашит. Килорн тонет в реке, запутавшись в своих прекрасных сетях. Красные крысы сыплются из перерезанного горла Фарли. Кэмерон царапает себе шею, пытаясь заговорить, в ловушке собственного молчания. Металлические чешуйки ползут по телу Эванжелины, покрывая ее полностью. А Мэйвен тяжело опускается на свой странный трон, и тот сжимается и поглощает его, так что он сам превращается в камень – сидячую статую с сапфировыми глазами, полными алмазных слез.

Краем глаза я замечаю что-то фиолетовое. Я пытаюсь повернуться, слиться с ним, зная, что это такое. Моя молния так близко. Если бы только я могла уцепиться за воспоминание о ней и ощутить напоследок капельку свободы, прежде чем снова рухнуть в темноту. Но молния гаснет и исчезает, как и всё остальное. Я думаю, что сейчас, в наступающей темноте, станет холодно. Но вместо этого чувствую жар.

Мэйвен внезапно оказывается нестерпимо близко. Синие глаза, черные волосы, бледное, как у мертвеца, лицо. Его рука зависает в несколько сантиметрах от моей щеки. Она дрожит – ему хочется и прикоснуться, и отстраниться. Не знаю, что я бы предпочла.

Я думаю, что сплю. Тьма и свет меняются местами, растягиваются во все стороны. Я пытаюсь пошевелиться, но руки и ноги отяжелели. В этом виноваты оковы, или стражи, или то и другое. Они тянут меня к земле сильнее прежнего, и ужасные видения – единственное мое прибежище. Я пытаюсь ухватить то, что важнее всего – Шейд, Гиза, прочие члены моей семьи, Кэл, Килорн, молния. Но они постоянно ускользают или гаснут, едва я до них дотягиваюсь. Видимо, это еще одна пытка – Самсон доводит меня до предела, даже когда я сплю. Мэйвен тоже здесь, но я не приближаюсь к нему, и он не движется. Только сидит и смотрит, касаясь одной рукой виска, чтобы унять боль. Не моргает.

Проходят то ли годы, то ли секунды. Давление притупляется. Мое сознание становится ясным. Туман, который удерживал меня в плену, рассеивается, словно сожженный солнцем. Мне позволено проснуться.

Я хочу пить – все внутренние запасы влаги я исчерпала горькими слезами, хотя и не помню, как плакала. Гнетущая тяжесть тишины давит, как всегда. Мне вдруг становится трудно дышать, и я задумываюсь, что, возможно, так и умру. Утонув в шелковой постели, спаленная одержимостью короля, задушенная свежим воздухом.

Я снова в своей темнице-спальне. Может, я всё время тут и была. Белый свет, льющийся из окон, дает понять, что снова шел снег. В наружном мире наступила зима. Когда мои глаза привыкают к свету и очертания предметов в комнате делаются отчетливее, я осмеливаюсь оглядеться. Повожу глазами направо и налево, двигаясь не больше необходимого. Впрочем, это неважно.

Арвены стоят на страже у четырех углов моей постели и все смотрят на меня. Кошка, Клевер, Трио и Яйцеголовый. Когда я моргаю, они переглядываются.

Самсона нигде не видно, хотя я ожидала, что он нависнет надо мной со зловещей улыбкой и язвительно пожелает доброго утра. Вместо него в ногах кровати стоит маленькая женщина в простой одежде, с гладкой, иссиня-черной кожей, похожей на полированный драгоценный камень. Я ее не знаю, но в ней есть нечто знакомое. Потом я понимаю, что мерещившиеся мне оковы – это на самом деле ее руки. Она крепко держит меня за лодыжки и прикосновением умеряет боль.