Сначала женщины и дети

Я так и не увидел айсберга, и никто из кочегаров его не увидел, но вскоре мы встретили одного матроса, который был на палубе в момент столкновения. Он сказал, что айсберг был не меньше ста футов в высоту и навис над судном, и был он не белым, как айсбергу вроде бы положено, а темным, почти черным. Но это был скользящий удар, сказал он, так что причин для тревоги нет и для паники тоже. Но никто и не паниковал. Никто никуда не мчался. К этому времени все больше и больше пассажиров стало появляться наверху, пытаясь, как и мы, узнать, что происходит. Какая-то пара под руку прохаживалась по палубе. Вид у них был совершенно спокойный, как будто они просто вышли подышать свежим воздухом. Даже после столкновения они, как и все, твердо верили, что «Титаник» непотопляем, что все будет хорошо, — я в это тоже верил, еще бы, ведь мне это сказал сам капитан.

Первые сомнения стали возникать, лишь когда судно начало крениться, а это произошло довольно скоро. Но когда я увидел, как пассажиры толпами собираются на палубе и надевают спасательные жилеты, я наконец-то понял, какая ужасная опасность грозит нам всем, и тут же подумал о Лизибет и Каспаре в их каюте первого класса на палубе С. Я не сразу нашел нужный коридор, а когда нашел, то с трудом отыскал 52-й номер. Было уже не до церемоний. Я забарабанил в дверь, крича во весь голос. Через мгновение дверь распахнулась, и передо мной возник бледный и встревоженный мистер Стэнтон. Он был полностью одет и уже в спасательном жилете, как и вся семья.

Они смотрели на меня так, словно я явился с другой планеты.

— Я поехал без билета, — выпалил я. Только это я и сказал в виде объяснения. Больше ни на что не было времени, да и не имело это никакого значения.

— Мы тонем? — спросила меня миссис Стэнтон. Голос ее почти не выдавал волнения.

— Не знаю, — ответил я. — Не думаю. Но по-моему, лучше выйти на палубу.

Миссис Стэнтон взяла свою сумочку.

— Мы не должны ничего с собой брать, дорогая, — сказал мистер Стэнтон очень мягко, но решительно и взял у нее сумочку.

— Но ведь там все мои драгоценности, мамино ожерелье, фотографии! — воскликнула она.

— Ты и Лизибет — это все, что у нас есть драгоценного, — спокойно ответил он и повернулся ко мне. — Джонни, позаботься о Лизибет.

Холодная рука девочки оказалась в моей. Лизибет подняла на меня глаза. В них были растерянность и замешательство. Казалось, она еще не до конца проснулась. Только когда мы выходили из каюты, она вроде начала понимать, что происходит, и вдруг схватила отца за руку:

— Папа, а как же Каспар? Мы не можем оставить Каспара!

— Мы оставляем все, Лизибет. Понимаешь? Все. — Мистер Стэнтон сказал это очень твердо. — А теперь идите за мной и не отставайте.

Держаться за ним было нелегко, потому что коридоры и трапы были забиты людьми, многие из них несли или волокли тяжелые чемоданы. Лизибет снова и снова повторяла, теперь уже мне:

— Как же Каспар? Нельзя оставлять его, Джонни, нельзя. Ну пожалуйста! Посмотри на всех этих людей. У них чемоданы, они несут вещи! Пожалуйста!

Она все время тянула меня назад. Но я знал, что не могу ничего сказать ей в утешение. Я должен был, не слушая ее, идти дальше.

Когда мы добрались до шлюпочной палубы и вышли на холод, я понял, что судно кренится заметно сильнее, чем прежде. Я увидел десятки мешков с почтой, сваленных на палубе, и брошенный повсюду багаж. Люди сбивались в тесные кучки, ища защиты от холода, у некоторых на плечи были накинуты одеяла. Кое-кто молился вслух, но по большей части люди стояли в молчании и терпеливо ждали.

Я узнал мистера Лайтоллера, офицера, которого видел в капитанской каюте. Он ходил по палубе, наводя порядок и распространяя спокойствие всюду, где появлялся; он объяснял всем, что первыми в спасательные шлюпки сядут женщины и дети, а когда их отправят, тогда смогут покинуть судно и мужчины. Когда он повернулся к миссис Стэнтон и сказал, что теперь ее очередь садиться в шлюпку, она прижалась к своему мужу и отказалась.

— Я не оставлю мужа, — сказала она. — Мы одна семья, и, если такова воля Господа, мы погибнем вместе.

Мистер Стэнтон бережно взял ее за плечи и, пристально глядя ей в глаза, сказал очень тихо, почти шепотом:

— Ты возьмешь Лизибет, моя дорогая, и сделаешь так, как говорит офицер, пойдешь и сядешь в шлюпку. Мы с Джонни Тротом к вам скоро присоединимся, обещаю тебе. Иди, дорогая. Иди.

И тут Лизибет вырвала у меня руку и бросилась бежать. Я сразу понял, что она бежит за Каспаром. Я кинулся следом и поймал ее на верхней ступеньке трапа. Она вырывалась, но я держал ее крепко.

— Я не могу оставить его! — кричала она. — Не могу! Не оставлю!

— Лизибет, — сказал я. — Послушай меня. Я должен посадить тебя в шлюпку. Она скоро отойдет. Ты должна быть со своей матерью. Ты должна спастись. А за Каспара не бойся. Я найду его. Я спасу его.

Она посмотрела на меня. В глазах у нее вспыхнула надежда.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— А ты, Джонни? С тобой что будет?

— Все будет хорошо. Шлюпок много, — сказал я.

Когда мы вернулись к борту, шлюпка была уже почти полна и готова к спуску на воду, но я видел, что команда спускает ее с большим трудом. Мы с мистером Стэнтоном и одним из матросов помогли Лизибет и ее матери сойти в шлюпку. Но ее всё не могли спустить. Один из матросов резал канат ножом, громко ругаясь, и стал ругаться еще громче, когда уронил нож в воду. Несколько шлюпок уже были на воде и отходили прочь от «Титаника». Я взглянул на корму и увидел, что она задралась совсем высоко. Я чувствовал, как огромный пароход все глубже оседает в море.

И тут я поймал взгляд Лизибет. Она хотела, чтобы я сделал это, и сделал сейчас. Я понимал, что, если еще хоть немного промедлю, может оказаться слишком поздно. Я должен немедленно выполнить свое обещание — если только сумею. Я повернулся к мистеру Стэнтону и сказал:

— Я за Каспаром. Скоро вернусь.

Он кричал мне вслед, пытаясь остановить, но я не слушал.