больницы, госпитали, детские молочные кухни. В ноябре 1941 г. Ленинградский молочный комбинат выпустил почти 570 т соевого молока и лишь около 56 т натурального[152].

Однако в эти трудные ноябрьские дни 1941 г. Ленинград делал все, чтобы отстоять себя и не позволить врагу ступить на свои улицы. Его промышленность продолжала выпускать артиллерийские орудия, минометы, боеприпасы, которые направлялись не только на Ленинградский фронт, но и под Москву, где готовилось в это время решающее контрнаступление наших войск. Полуразобранные орудия доставлялись на Московское направление. «С волнением и большим удивлением получали бойцы артиллерийское вооружение с маркой заводов осажденного врагом города, – вспоминал находившийся в ноябре 1941 г. в Ленинграде представитель Ставки Н. Н. Воронов. – Рабочие и работницы, инженеры и техники, ослабевшие от голода, создавали это оружие, вкладывая в него всю любовь к Родине и всю ненависть к врагу»[153]. На защиту Москвы из блокированного Ленинграда было отправлено свыше 400 полковых пушек, около 1 тыс. минометов различных калибров и почти 40 тыс. бронебойных снарядов[154]. 28 ноября 1941 г. в Смольный пришла телеграмма командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова: «Спасибо ленинградцам за помощь москвичам в борьбе с кровожадными гитлеровцами»[155].

20 ноября 1941 г. Государственный Комитет Обороны принял постановление «О производстве минометов в Ленинграде», инициатива принятия которого исходила от Военного Совета Ленинградского фронта, предлагавшего произвести в декабре 1941 г. на ленинградских заводах 400 минометов калибра 120 мм, 1300 минометов калибра 82 мм и 2000 – 50 мм. При этом половина произведенных в декабре минометов должна была поступить из Ленинграда в распоряжение Главного Артиллерийского управления Наркомата Обороны[156]. Если иметь в виду, что предложения Военного Совета опирались на реальные возможности оборонного производства блокированного города, то можно говорить о том, что и в ноябре 1941 г. его оборонный потенциал был еще значительным. Однако к концу ноября 1941 г. из-за отсутствия топлива и электроэнергии пришлось законсервировать 270 крупных предприятий[157]. Хотя часть рабочих остановленных предприятий перешла на другое производство, тысячи рабочих Ленинграда лишились не только источника продовольственного обеспечения по более высоким нормам, но и своих производственных коллективов.

Наступление голода и дальнейшее ухудшение бытовых условий в осажденном городе способствовали резкому росту негативных настроений его населения, несмотря на усилия партийных и советских властей если не нейтрализовать, то хотя бы ослабить возраставшее с каждым днем напряжение на заводах, фабриках и в учреждениях. Снятию этого напряжения в определенной степени содействовало выступление И. В. Сталина 6 ноября 1941 г. на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся, посвященного XXIV годовщине Октябрьской революции. Трансляцию этого заседания многие ленинградцы слушали с надеждой получить ответы на волнующие их вопросы, прежде всего на вопрос о том, когда Ленинград будет вызволен из вражеской осады. Хотя выступление вождя удовлетворило далеко не всех, Управление НКВД по Ленинграду докладывало «наверх» о том, что выступление т. Сталина подняло боевой дух трудящихся Ленинграда, «вселило в них непоколебимую веру в победу над врагом»[158].

К концу ноября 1941 г. интенсивность вражеских обстрелов города увеличилась, их среднесуточная продолжительность составляла 9 час. 13 мин., превысив октябрьскую «норму» почти в 2 раза[159]. По-прежнему держала в напряжении население и вражеская авиация. 26 ноября 1941 г. фугасная бомба разрушила одно из университетских общежитий на 5-й линии Васильевского острова. Общее количество погибших, извлеченных из-под завалов за период с 26 ноября по 4 декабря 1941 г., составляло 69 человек, около 40 человек было ранено[160]. Коробки разрушенных и сгоревших домов вышли на первый план блокадной панорамы. С 17 ноября Ленинград погрузился во тьму: было отключено электричество. С этого дня пользоваться электроэнергией в пределах установленных лимитов разрешалось только в зданиях Смольного, Главного штаба, Ленэнерго, Управления милиции и отделений милиции, райкомов партии, райсполкомов, райвоенкоматов, городского и районных штабов МПВО, Главпочтамта, телеграфа, телефонных станций, Управления городской пожарной охраны, судебных органов, в госпиталях и больницах, конторах домохозяйств.

Пульс жизни блокадного Ленинграда в ноябре 1941 г. заметно замедлился. Занятия в школах и вузах еще продолжались, но с каждым днем таяло число тех, кто их посещал. Ученые продолжали выполнять исследования для фронта, но большинство научно-исследовательских институтов уже бездействовало. В ноябре в Большом зале Филармонии еще проходили концерты симфонического оркестра Ленинградского радиокомитета во главе с дирижером К. И. Элиасбергом, в холодные помещения Публичной библиотеки и Библиотеки Академии наук еще приходили читатели, ленинградцы в своем активном большинстве продолжали бороться, но сил для сопротивления становилось все меньше.

1 декабря 1941 г. И. В. Сталин и В. М. Молотов, не говорившие с Ленинградом по прямому проводу более двух недель, вызвали к аппарату А. А. Жданова и командующего Ленинградским фронтом М. С. Хозина. Судя по записи этих переговоров, Сталин был особенно раздражен тем, что «товарищ Жданов не чувствует потребности прийти к аппарату и потребовать кого-либо из нас для взаимной информации в столь трудную минуту для Ленинграда. Бели бы мы, москвичи, не вызывали вас к аппарату, пожалуй, товарищ Жданов забыл бы о Москве и москвичах, которые могли бы подать помощь Ленинграду…»[161] Конечно же, Жданов ни на минуту не мог забыть о Москве: он не мог не помнить о резком недовольстве Сталина в связи с созданием Военного Совета обороны Ленинграда в августе 1941 г., когда ленинградские руководители были обвинены в том, что они «просто неорганизованные люди и не чувствуют ответственности за свои действия». На этот раз, по признанию самого Жданова, он не мог сообщить Верховному Главнокомандующему «что-либо существенное», а обратиться по своей инициативе с просьбой о помощи не рисковал, боясь вызвать в очередной раз недовольство. И вот теперь представился удобный случай просить Верховного Главнокомандующего, «чтобы быстрее осуществился нажим наших войск на Будогощь, Кириши, с тем, чтобы лишить противника возможности путей подвоза», а также ускорить переброску пополнения для 54-й армии и присылку снарядов для 152-мм пушек. Обещая содействовать в выполнении этих просьб, Сталин заверил: «Скоро Тихвин возьмем и навалимся на Будогощь». Но его главный совет состоял в том, чтобы не терять времени и дорожить не только каждым днем, но и часом. «Противник собрал все свои силы почти со всех фронтов против Москвы, – пояснял он свою мысль. – Все остальные фронты имеют теперь благоприятный случай ударить по врагу, в том числе и ваш фронт. Пользуйтесь случаем, пока не поздно». Со своей стороны Жданов и Хозин обещали «зверски воевать на всех участках нашего фронта, не откладывая ни минуты»[162].

В самом деле, достигнутые в эти дни успехи на других фронтах позволяли надеяться на «что-либо существенное» под Ленинградом. 5 декабря началось контрнаступление Калининского, Западного и Юго-Западного фронтов, в результате которого немецко-фашистские войска были отброшены от Москвы на 100-250 км. Активные