– Игорь слышишь?

– Да.

– Не высовываешься. Еще раз, не высовываешься, делаешь несколько выстрелов в воздух. Понял?

– Так.

– Делай. Только не высовывайся.

В стороне сухо треснули выстрелы. Ответки не последовало. Как потом я понял – перезаряжал.

– Что? Еще раз? – прозвучало в наушнике.

– Нет. Не высовываясь, просто высунь автомат за край – как сможешь. Не высовываясь…

Есть! Я увидел вспышку, примерно там же, где и предполагал, и, ухватив автомат так плотно, как только смог, высадил туда все, что было в магазине, все тридцать патронов. Ответки не последовало – я перекатился, еще раз, вскочил и ушел за контейнеры.

Игорь был с той стороны контейнерной стенки, баюкал левую руку.

– Попал? Покажи?

– Нет… ай же… – Он добавил что-то на иврите.

Посветив фонариком, я понял, в чем дело, – пуля попала аккурат в автомат, который в этот момент держал Игорь, и вырвала его из рук. Или вывих, или перелом. В любом случае – я остался один.

И заниматься Игорем мне было некогда.

– Иди к машине. Вызывай помощь. Аптечка там… руку повыше держи. Понял?

– Да…

А мне надо было идти вперед…

Удивительный у нас народ…

Я не знаю, что это, пофигизм, глупость или мужество… Нет, то, что не мужество, – это точно. Но как только прекратилась стрельба – все повылазили кто откуда, кто рванул к раненым, а кто – восстанавливать справедливость. Мне интересно – вот эти мужики, они не понимают, что сейчас можно конкретно угодить «пид кулю»? Или по принципу – а нас-то за шо?

– Полиция! Назад! Полиция! – заорал я, осаживая народных мстителей.

– Там он… – проговорил мужик, грузчик, что ли.

– Это что?

– Портконтора.

– Как туда попасть?

– Эт можно…

Снайпер, как оказалось, был не в самом здании, а на крыше, на самом краю. В здании было всего два этажа, сзади – пожарная лестница, капитальная, уйти – нет проблем. Мы поднялись на крышу, я посветил фонариком – есть.

Есть…

– Не подходить! – негромко скомандовал я. – Улики…

В кармане у каждого из нас был комплект: одноразовые бахилы, одноразовая маска и одноразовые перчатки – их полагалось надевать на месте преступления. Надев бахилы и перчатки, я приблизился к лежащему на краю крыши человеку. Он был в камуфляже, рядом лежала винтовка – он опирал ее на сложенные наскоро несколько кирпичей. Черная кровь поблескивала в ярком свете фонаря. Я пощупал пульс – мертв.

Винтовка – это был «Барретт-98». 338-го калибра. Насколько я знал цены черного рынка, 20 тысяч евро.

Рядом с винтовкой лежал еще и автомат Калашникова…

В общем, полный набор. Ладно, приступаем к работе. Криминалистической, твою мать…

– Казанский Денис Викторович, восемьдесят пятого года рождения, уроженец Одессы. Несудим, образование среднее. Крайне правый радикальный националист, «Правый сектор», участник так называемой «Мизантропик дивижн». Доброволец, участник обороны Донецкого аэропорта, награжден орденом «За мужнисть» третьей степени. В 2015-м не прошел отбор в подразделение специального назначения. После этого покинул добровольческий батальон, вернулся в Одессу. Последнее место работы – государственное предприятие «Одесский морской торговый порт», инспектор службы безопасности. Отзывы положительные…

Полковник Салоид, начальник одесской полиции и наш непосредственный начальник, закрыл папку.

– Вы понимаете, что не имели права самостоятельно задерживать его? Вы это, б…, понимаете?!

– Пан полковник, – сказал я, – это был просто подозреваемый. Который мог и скрыться.

– Я не с вами разговариваю!

– Пан полковник… – сказал Игорь.

– Молчать!

– Пан полковник, а если бы он еще кого-то убил?! – выкрикнул Игорь.

– Еще?! – заорал полковник. – А этого мало?! Пять трупов, твою мать! Его должен был брать спецназ. А не вы!

Да. Спецназ. Если бы спецназ успел, если бы он не ушел и если бы он тупо не открыл огонь по всему, что движется. Почему-то это никого не волновало – убийца со снайперской винтовкой в городе. Я понимал, почему психует Салоид – со вчерашнего дня под окнами пикеты, митинг. Обвиняют нас в том, что мы «вбили» ветерана АТО. То, что этот ветеран АТО «вбил» пятерых людей в порту, как-то остается за скобками.

А вообще, на вулкане сидим и ж… дырку затыкаем. Кратер то есть. Как воровали, так и воруем, лучше не становится, народ все видит, стволов на руках много, а жажды справедливости – еще больше. Вы будете смеяться, хотя нет тут ничего смешного, но я уже три пути ухода продумал, в Румынию, в Молдавию и в Приднестровье, если начнется. Потому что, если начнется – тех, кто не успеет уйти, за ноги на балконе повесят.

А Игорян уйдет из полиции, наверное. Не сможет он работать. Хоть он и человек новый, а начальство везде начальство. И везде не любит, когда с ним так разговаривают.

– А вы вместо этого без доклада полезли в порт! Сдуру погубили напарника! Вон, посмотрите, что под окнами делается!

– Борис не зря погиб! – снова крикнул Игорь, он весь красными пятнами пошел. – Не смейте так говорить!

Приехали…

Игоря я встретил в комнате психологической разгрузки. Он сидел на краю дивана и курил, хотя тут было запрещено.

– Ну?

– Отпуск до конца служебного, – сказал он.

– Поздравляю. А начальству зачем хамишь?

– Я не хамлю.

– Слова «не смейте так говорить!» в разговоре с начальством всегда были хамством. Причем – грубейшим.

Игорь затушил сигарету и обхватил себя руками – жест защиты.

– Надоело всё. Ничего не меняется. Ничего.

– А ты думал, как будет?

– Не так…

– А как?

– Не знаю…

– Скажи, ты думал, тебе перемогу на блюдечке поднесут или как?

Игорь молчал… потом заговорил:

– Я, я был на Майдане от Одессы. Знаешь, знаешь, как было на Майдане? Пятьдесят, сто тысяч человек, и все как один. Мы все разные были, но к любому подойди, он последним поделится. Никто ничего не воровал. Если была какая-то работа – каждый протягивал руку, каждый подставлял плечо. Я часто думал: а почему в жизни так не бывает? Что с нами со всеми не так?

Что не так…

Да я и сам не знаю, что не так. Но я читал книги одного из великих ученых-социологов современности – Сергея Кара-Мурзы. Не Владимира, а именно Сергея. В одной из своих книг он дал очень точное описание механизма возникновения фашизма и его глубокого отличия от русского коммунизма. Фашизм возникает как истерическая реакция общества на серьезные трудности и заключается в искусственном единении общества, разрушенного до степени человеческой пыли. И механизм возникновения фашизма почти один в один повторяет то, что есть в Украине. Разрушенное в девяностые, разворованное в нулевые общество, где все политики перетрахались со всеми, где каждый и воровал, и был обворован. Общество, не верящее ни во что и лихорадочно пытающееся собраться, искусственно собраться – отсюда и скачки, и кричалки типа «Путин – …», и отработанная система паролей-отзывов (Слава Украине – Героям слава, Слава нации – смерть врагам). И совместные преступления, которые объединяют лучше, чем что бы то ни было.