У Германа с Ниночкой в Брянске было все, слава богу, хорошо. Только часто болели дети и, как всегда, не хватало денег. Что там зарплата врача?

В конце семидесятых Аннушка стала завучем младших классов. Работу и детей обожала, только переживала за Милочку – дочка было по-прежнему слабенькой, часто болела, и учеба давалась ей с трудом.

Мать Аннушку утешала – не страдай, она же не мужик, в конце концов, армия не грозит. Ну получит какую-нибудь тихую специальность – портниха, библиотекарь, – не всем же иметь высшее образование. Главное, что девочка тихая, послушная, хлопот с ней никаких. Елизавета Осиповна тоже сильно сдала – мучила гипертония, сильно болели ноги. Но из последних сил вела дом, полностью освобождая от домашних дел Анюту. Той и так хватает – уроки, тетради, педсоветы, родительские собрания.

Как-то однажды Анюта встретила у метро Левушку – понурого, раскисшего, с тяжелой авоськой в руках.

Остановились, разговорились. Анюта увидела и плохо выглаженную рубашку, и кое-как подшитые поношенные брюки, и лысину, уже вполне обозначившуюся на голове. А главное – потухший, несчастный и потерянный взгляд. Левушка долго рассказывал, что Лару выгнали из театра, что был жуткий скандал, жена ее любовника-режиссера их уличила и расправилась с соперницей.

– Ты знаешь? – изумилась Анюта.

Он обреченно махнул рукой.

– А что, ты думаешь, она скрывала? Знает ведь, что никуда от нее не денусь, мальчишек люблю до смерти. Все буду терпеть и прощу все. – Левушка тяжело вздохнул и отвел взгляд.

– Ну как же ты так со своей жизнью? – возмутилась Анюта. – Ты же еще совсем молодой мужчина. И такая обреченность! – У Анюты выступили на глазах слезы. – Это же мука – так жить, Лева. Что же ты делаешь?

– Я? – усмехнулся он. – Что я делаю? – Он замолчал и вздохнул. – Ничего, Аня, не делаю. Просто люблю ее больше жизни. И все прощаю заранее. И жалею ее, ей-то хуже, чем мне. Я ведь с любимой женой живу, а она всю жизнь мучается. Ей-то каково, Ань? Она же меня ни минуты не любила. Так что не меня жалеть надо, а ее, Анют!

Он махнул рукой и медленно пошел к дому.

Вскоре Анюта узнала, что Лара с Левушкой собираются в Америку. Причин было несколько: Левушкину лабораторию прикрыли, слишком много его коллег поднялись, видя полную бесперспективность, и разъехались. Левушка остался без любимой работы. Лара тоже сидела без работы, в театры ее почему-то не брали. Мальчишки росли драчливыми. В школе учились неважно. Бабушку они к тому времени уже похоронили. В общем, здесь их ничего не держало, но были надежды, что вдруг там, в Америке, жизнь еще и наладится. На шумные проводы Анюта, естественно, не пошла.

Елизавета Осиповна старела, дряхлела, помощница из нее уже была никакая – и Анюта с Милочкой взяли все домашние хлопоты на себя. Милочка с трудом окончила десятилетку, и Анюта ее устроила к себе в школу библиотекарем. Деньги крошечные, но дочь на глазах и вполне довольна работой.

Как-то Анюта встретила Маргошу – жену Лариного отца. Маргоша рассказала ей, что Лара тяжело заболела – онкология. В Америке, конечно, медицина, что говорить, тянут Лару, как могут, но на хорошее надежды мало. Левушка сходит с ума, носит Лару на руках в буквальном смысле слова. Ребята вроде получились приличные – один стоматолог, другой – адвокат, – но эгоисты страшные, и до родителей им нет никакого дела.

Умерла Елизавета Осиповна, и Анюта с Милочкой остались одни. Ни о какой личной жизни за все эти годы Анюта, Анна Брониславовна, и не думала. Она уверенно знала, что всю жизнь любила одного мужчину, чужого мужа Левушку. Мужа своей подруги Лары. Любила преданно и беззаветно и считала себя вполне счастливой – ведь ребенка она родила от любимого человека. Любимая работа, любимая дочь, уютная квартира. Нет, ни на минуту она не задумалась о том, что жизнь ее обошла, обделила.

«Бедная Лара! – часто думала она. – Блестящая, прекрасная, необыкновенная! Сначала роман с Вадимом, беременность, измена. Дурацкий брак с нелюбимым, несчастным Левушкой – кто от этого выиграл? Вот они, сделки с совестью. Равнодушные, холодные дети – кровь Вадима, ничего не попишешь. С природой не поспоришь. Ларина страшная болезнь, такие муки – не приведи господи. Бедная Лара! В чем она виновата! Только в том, что хотела любить и быть любимой. А что получилось? Бедный Левушка! Страдал ведь всю жизнь».

У Милочки никакой личной жизни не было. Какая личная жизнь у тихой библиотекарши из районной школы? Но это как будто ее не печалило. Реальную жизнь вполне заменяли любовные романы. Тихая, молчаливая, грустная девушка. С матерью жили душа в душу. В общем, обычная жизнь обычных людей. В которой радости куда меньше, чем хлопот и печалей.

Левушка позвонил ей после смерти Лары. Говорили долго про их жизнь, Ларину долгую болезнь, ее тяжелый уход. Про сыновей – коротко, односложно: все на ногах, не бедствуют, хорошая работа, дома, машины, семьи, дети. Все сложилось. Но – чужие люди. И опять Лева плакал. Говорил, что совершенно один. И тогда Анна Брониславовна ему сказала:

– Приезжай. Москву не узнаешь – красавица. Сходим на кладбище, поклонимся родителям, бабушке. Походим по театрам. Погуляем по Москве, что тебе там одному?

Он растерялся, сначала отказывался, опять плакал. А потом, повеселевший, позвонил и сказал, что едет.

И Анна Брониславовна начала готовиться к встрече. Бегала по театральным кассам, доставала билеты. Тщательно продумывала и расписывала по часам программу дня. Закупала продукты. Прибрала квартиру, отдраила кастрюли, купила два комплекта постельного белья, переклеила обои на кухне. В Милочкиной комнате, где должен был остановиться гость, сделали перестановку. В кредит взяли новый телевизор.

Наконец, наступил час икс. Итак, бульон янтарный, прозрачный из рыночной курицы. Кулебяка с капустой, тесто, слава богу, хорошо поднялось! Говядина с черносливом – пальчики оближешь, клюквенный морс в двухлитровой банке на балконе.

Молча с Генкой доехали до Шереметьева. Анна Брониславовна сухо ему кивнула и сказала:

– Спасибо, можешь меня не ждать. Обратно поймаю такси.

Генка радостно кивнул и дал по газам.

Войдя в здание аэропорта, Анна Брониславовна распахнула пальто и сняла с шеи косынку. Ей показалось, что там нестерпимо жарко.

«Волнуюсь, – подумала она. – Еще как волнуюсь, старая дура».

Потом она подошла к цветочному киоску, удивляясь ценам, но все же купила три белые гвоздики, ругая себя, что не сделала этого раньше, в городе.

Наконец на табло высветилась информация о посадке рейса номер триста четыре Нью-Йорк – Москва.

Анна Брониславовна поспешила к объявленной стойке. Она увидела его сразу – невысокого, сухого, измученного, с редким венчиком седых волос, в черной кожаной куртке, джинсах и кроссовках, везущего большой темный чемодан на колесиках. Увидела своего Левушку. Того, которого она любила всю жизнь – и любила сейчас, да, да, точно, все еще любила, потому что шумно забухало сердце, перехватило горло и стали ватными ноги.