– Это точно?

– Да. А какое было слово дня вчера, тебе лучше не знать.

– Не сомневаюсь. А то вдруг барабанные перепонки лопнут.

Голос Кэша становится тише и мягче.

– Нет, ты можешь покраснеть.

Я молчу. Чувствую, как к лицу приливает приятный жар. Становится ясно: как бы я ни артачилась, зная, что от этого парня добра не жди, устоять перед ним будет почти невозможно.

Проклятье!

– Хорошего дня, Оливия. Жду тебя в среду.

С этими словами Кэш вешает трубку, а я, обмякшая, остаюсь лежать в постели и погружаюсь в мысли о том, что было бы, если бы перестала сопротивляться.

* * *

Только вышла из душевой, слышу голоса. Это необычно. Выводящий из равновесия визг Мариссы ни с чем не спутаешь. Второй голос, тоже звучащий на повышенных тонах, как ни странно, принадлежит Нэшу. Я прячусь за дверью, оставляю ее чуть-чуть приоткрытой и поворачиваю голову ухом к щелке.

Ты бесстыжая, подлая шпионка.

Я давлюсь смешком. Но передышки себе не даю. Подличать так подличать.

– Ты не можешь вываливать на меня такое в последнюю минуту! У меня уже были планы, и мне даже нечего надеть! – Могу сказать точно: Марисса все еще пытается сохранять спокойствие, и это доказательство того, как сильно ей нравится Нэш; вот она и старается не показывать свою истинную натуру. Хотя не могу судить, насколько ей удается вводить его в заблуждение. Интересно было бы посмотреть, как долго Нэш стал бы за ней увиваться, если бы она начала демонстрировать себя во всей красе.

– Если бы я знал, что вернусь, то предупредил бы. Хотел сделать тебе сюрприз. – Нэш повышает голос только для того, чтобы перекричать визг Мариссы.

– Ну и что мне теперь делать?! Я не могу отменить встречу с папой. Он уже…

– Это не беда, – утешает ее Нэш. – Я могу пригласить кого-нибудь другого.

Следует долгая пауза, наполненная таким напряжением, что я ощущаю его даже сквозь закрытую дверь.

Сдай немного, Нэш! Она вот-вот взорвется!

– Кто у тебя на примете?

Голос Мариссы холоден как лед. Интересно, Нэшу знакомы этот тон и его значение?

– Никого у меня нет, я же не знал, что ты не сможешь пойти. Хотя, думаю, мне удастся кого-нибудь уговорить. Не стоит беспокоиться.

Я чуть не засмеялась во все горло. Не стоит беспокоиться. Могу поклясться, Марисса уже дымится.

Почти ощущаю запах вскипающих мозгов, пока она пытается придумать, кого бы сделать своей безопасной соперницей, кто достаточно надежен и в то же время настолько неудачлив, что не имеет планов на вечер и согласится на все в последнюю минуту.

– Как насчет Оливии? Уверена, она будет счастлива пойти с тобой, особенно теперь, когда ты стал ее благодетелем.

У меня отпадает челюсть, а на лице, я это знаю, появляется выражение глубокой обиды.

О мой бог! Значит, неудачница – это я!

– Я ценю твое предложение, но разве она не работает в выходные?

– Если она устроилась к Кэшу, кто знает, какое у нее расписание.

– Ну, я не стану ее будить, чтобы расспросить об этом. Думаю, она вчера работала допоздна.

– Да, но она не откажется. Спрошу ее сама.

Нэш начинает что-то говорить, но то, как он оборвал фразу, подсказало мне: Марисса ушла. Я тихо закрываю дверь и пячусь в ванную, как будто только что закончила принимать душ… А ведь на самом деле закончила.

– Оливия? – окликает меня Марисса, громко стучит в дверь и открывает ее, не дожидаясь, пока я отвечу.

Закусываю губу, чтобы не зарычать: «Вот ведьма!»

– Я здесь, – отзываюсь резким тоном.

Дверь распахивается настежь, и Марисса заходит, громко топая. На лице у нее выражение гадливости. Времени на любезности она не тратит.

– Ты сегодня вечером работаешь? Если нет, мне нужно, чтобы ты пошла с Нэшем на выставку. Ты перед ним в долгу.

Как это похоже на Мариссу: с наскока пускать в ход тяжелую артиллерию – обвинения в неблагодарности и шантаж.

Какая честь для меня – быть в родстве с самой любовницей дьявола.

Осторожно подавляя желание громко хмыкнуть, отвечаю:

– На самом деле сегодня вечером я не работаю. Правда, пойти не могу. Очень сожалею, но мне нечего надеть для исполнения таких интересных обязанностей.

Марисса отмахивается:

– Наденешь что-нибудь из моего. Уверена, голой не останешься.

Только что я слышала, как она жаловалась, что не успеет купить новое платье для этого случая, и вот уже абсолютно убеждена: меня-то можно отправить… в чем попало.

– Ну, если Нэша не заботит, как я выгляжу…

Марисса закатывается этаким тоненьким уничижительным смехом:

– Оливия, я уверена, Нэш не будет тебя пристально рассматривать.

Буду честна. Я прихожу в ярость. В ярость, черт подери! Именно в этот момент я решаюсь удивить всех, особенно Нэша. Марисса пожалеет об этом дне…

Даже если мне придется по примеру девушки в розовом[4]сшить себе новое платьишко за каких-то семь минут.

Все это происходит у меня внутри. А снаружи я мило улыбаюсь Мариссе:

– В таком случае буду счастлива пойти.

Марисса разворачивается и уходит, не сказав ни «спасибо», ни хотя бы «поцелуй меня в зад».

Слышу, как она говорит Нэшу, что я пойду, а она постарается сделать все, чтобы я выглядела презентабельно, и не могу удержаться от мысли: хорошо бы проткнуть это холодное-холодное сердце ножом для колки льда и смыться безнаказанно.

За это я могла бы получить Нобелевскую премию мира. Или, по меньшей мере, благодарственный звонок из Ватикана.

На этот раз я не забочусь о том, чтобы скрыть презрительную усмешку.

Жду, пока Оливия выйдет из спальни, и не могу отделаться от легкого чувства стыда. Мне не следует так сильно радоваться, что я проведу с ней вечер.

А я радуюсь. Отрицать это невозможно.

– Нэш! – зовет меня Оливия.

Поворачиваюсь к двери в ее комнату. С того места в гостиной, где я стою, мне видно эту дверь. Она приоткрыта, так что я слышу только голос Оливии, но ее саму не вижу.

– Да?

– Обещай, что если будешь стесняться меня в этом платье, то пойдешь один. Клянусь, я не обижусь.

– Оливия, мне совершенно все равно, в чем ты…