Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом оказалось, что пиратская погань чем-то смазывала свой клинок. Так что у волченьки загноились раны и начался жар. У меня, в общем, было то же самое. Да, и ещё я потратила последние гроши на то, чтобы переправиться из Велейсы в соседний Вейгорд.
В приморской деревне мало что знали насчёт ядов да ран. Но одна старушенция перевязала мне голову и дала ткани — промыть раны волченьке. Потом вечерком к ней пришли кумушки судачить — так вот, одна из них и припомнила про королевский питомник Вейгорда. Будто бы там помогают животным.
С утра волчонку стало совсем худо, и я сиганула в ближайший вир. И высадилась прямо в дождь. Так что всё, что помню о дороге сюда: горящая, чугунная голова, раскисшая грязь под ногами и тяжесть на руках. Повязка размоталась и мешала, я её скинула, а всё вокруг было в сплошной пелене дождя. Он малость охлаждал кожу и губы. А волчонка мне пришлось в куртку завернуть, где лежал амулет от воды. Почти разряженный, но на куртку хватило.
После вира всё крутилось перед глазами. Я брела не то чтобы быстро, оскальзываясь, отдыхиваясь и останавливаясь, чтобы протошниться. Пока не уперлась носом в надпись «Королевский питомник Вейгорда». А дальше я пнула калитку ногой и брела по запаху, набрела на общую кухню и в неё завалилась.
— У него раны, — сказала, когда ввалилась внутрь. — Отравленные.
Ураган звуков, вихрь действий. Два голоса переплелись и бьются в жаркой кухоньке.
— Ах-х-х ты ж, Морвила Глубинная — да она вся в кровище.
— Волчонка на стол!
— Куды на стол тварь блохастую!
— Убери продукты, зелья есть?
— Соусы есть! Погоди, кликну нойя.
— Давай, я пока, чем могу…
Мир плыл вокруг, и запахи наваливались, скручивали желудок спазмами, голова валилась набок, но я старалась — не уплывать совсем. Найти глазами малыша на деревянном столе — над ним склонилась какая-то в клетчатой рубахе. И я успокоилась, потому что увидела, как она бережно его касается, промокает чем-то раны… осторожно вливает в пасть зелье из бутылочки.
Потом прохладная рука оказалась на голове, мне оттянули веко и тоже залили внутрь зелье.
— Воды дать? — спросил голос над ухом. Я помотала было головой, зашипела — это она чем-то по ране мазнула.
Затем в кухню впорхнула Конфетка с кофром, принялась цокать языком и щебетать так омерзительно, что меня всё-таки вывернуло, но хоть голове и полегчало. Ну, а после то ли она, то ли Грызи смазали мне рану и как следует накачали зельями — тут и муть перед глазами малость рассеялась.
Я даже попыталась было даже сразу свалить из лекарской, куда меня отвели. Грызи мой побег пресекла в своей манере.
— Вот это надо будет пить три раза в день, — сказала она, влетая в комнату и не обращая внимания, что я уже поднялась и пытаюсь удрапать. — А то, вполне возможно, голова у тебя раздуется и лопнет. Повязку обновлять раз в сутки, с вот этой мазью. Если не торопишься — этим может заняться Аманда, наш целитель.
Я потрогала забинтованный висок и решила, что, в общем, если башка лопнет — это будет не очень-то приятно. Опустилась на кровать и начала ждать, пока начнётся: «Ой, какая ты юная! А откуда это ты? А где твои родители, ай-яй-яй, неужто умерли, какой кошмар. Как, говоришь, твоё полное имя? А где жила? А откуда взяла волчонка? Ух ты, какой редкий Дар…»
Не началось.
— Как ты его назвала? Волчонка. Ему нужно будет имя, если он останется у нас.
— Омр, — мелкий назвался по имени любимого охотничьего волка Хоррота-Мечника — из легенд. Наверное, потому что мне хотелось — пусть бы вырос таким же непобедимым волчарой.
— Буду знать, — отозвалась Грызи. — Ты молодец. Спасла его. И хорошо, что принесла сюда: яд в ране был опасным… но Омр поправится. После обеда можешь его навестить. Обед на кухне — сама пообедаешь или принести? Сама? Ладно, приходи в питомник, как полегчает. Думаю, тебе-то хватит ума не совать руки в клетки. Так, у меня ещё тысяча дел.
И усвистела в коридор, только по пути обозначила:
— А, да, я Гриз Арделл. Придумай, как мне тебя называть.
В питомник я потащилась уже после того, как Фреза закончила пихать в меня еду. Вылитая самка скрогга, которая птенцов кормит. Попутно Пиратка донесла до меня, кто они все тут такие и чем занимаются.
Про Илая Долбанутого я к тому времени уже наслушалась. А ковчежников пока не видала, только слышала о них, как о фанатиках, которых явно бешеные шнырки покусали. Да и слишком это всё миленько звучало: о, привет, мы тут спасаем животных.
Так что была почти уверена, что в питомнике меня ждет то же, что в остальных зверинцах, которых я навидалась за два года после побега.
Свалявшаяся шерсть, тяжкий запах, проступающие рёбра. Потухшие глаза.
Реальность с размаху врезала мне по гудящей башке. Я переходила от клетки к загону, от загона к клетке. А койны веселились и покачивались на хвостах, выкидывали разные трюки, и громадный яприль, весь в шрамах, подошёл, чтобы я поскребла ему бок, и два единорога поинтересовались — а нет ли у меня яблок. Шнырки плескались в переполненной после дождя поилке, а керберята гонялись друг за другом и пытались куснуть за бока. И Дар Следопыта говорил мне — что скрыто во всём этом. В голосах животных, в рассыпанной по полу чистой соломе, в залеченных ранах, в сытом блеске звериных глаз.
Любовь.
Усилия.
Забота.
Это потом я узнала другую сторону питомника. О том, как приходится крутиться с деньгами. И о браконьерах, промышляющих в заповедной части. О фыркающих благотворительницах, вечно пьяненьком Лортене и олухах-вольерных, и ночных дежурствах.
А тогда показалось — я померла и попала в место для таких, как я.
Грызи заявилась, когда мы ворковали с даматским самцом бескрылки. Красавцу было скучновато из-за дождя. А ещё он линял. Сперва развлекался и хватал зубастым клювом палку, которой я водила по прутьям клетки. Потом начал подставлять мне шею — чтобы поскребла чешуйки.
— Он тебя не укусил.
Почему-то сразу ясно стало: она за моей спиной уже пару минут маячит.
— С чего б, — буркнула я и побарабанила красавцу пальцами между глаз.
— Горги — парень своенравный