Кент, может быть, и не поднялся бы с уютного дивана, но его мочевой пузырь намекнул, что он тоже живая и весьма настырная часть организма. Мужик пытался оставаться спокойным, но внутри него клокотал целый коктейль из тревожных мыслей и негативных эмоций, которые грозили выплеснуться наружу. Не помогли даже сто грамм оставшегося коньяка. Хотелось ещё догнаться.

Кент, угрюмо оглядел помещение и бардак, творившийся в нём. «Пейзаж» был откровенно унылый и несколько грустный. На столе и под столом куча бутылок и мятой одежды, везде валялась обёртка от закуски, крошки и объедки украшали стол. Часть бутылок было откупорено, но здесь же и неоткрытые бутылки ждали своего часа, когда их содержимое употребят. Например, бутылка хорошей водки гордо возвышалась посреди захламлённого стола. Но зачем пить вульгарную водяру, если есть коньяк? Мы чё, пролетарии какие?

Зато всё в доступной близости и это плюс — подумал Кент и протянул руку к открытой бутылке с минеральной водой. Выпив чуть ли не литр живительной, но уже тёплой влаги, он с мутным взором осмотрелся и перевёл дух.

— Кто бы ещё этот бардак прибрал, чёрт его дери, вдоль и поперёк, — сам себе сказал Кент, но даже пальцем не пошевелил, что бы навести порядок, да и противный мочевой пузырь намекал, что вначале надо заняться им.

— Может тётку Люду позвать прибраться здесь, — пробурчал Кент, выходя из своей уборной. — Хотя, нет. Ещё срача мало. Вот заведутся крокодилы, тогда и сделаем уборку.

Уборка странный и парадоксальный процесс: зачем убирать старую грязь, чтобы освободить место для новой грязи. Да что вы знаете за настоящий срач? Настоящий срач, это когда стыдно пригласить к себе домой даже профессионального мусорщика.

Тётка Люда и её муж дядька Федя были соседями Александра Корнилова, так как их дом был поделен на два хозяйства: в одной части обитал Корнилов, в другой части обитала семья Приходько, сейчас состоящая из двух человек. Их оболтус сынуля в настоящее время тянул срочную службу в рядах российской армии в Майкопской бригаде. Чета Приходько: тётка Люда и дядька Федя были людьми тихими, но крепко пьющими. Они никогда не мешались Корнилову под ногами, своим затрапезным видом не утомляли солидную публику, ментам на Корнилова не стучали, денег на бухло не просили, сами бухали тихо и пристойно. Хоть стрельбу устрой здесь Кент, соседи не почешутся, за что он и ценил их, изредка даря на праздники пару бутылок водки или приглашая тётку Люду помочь прибраться по хозяйству за 500 полновесных рублей. Для них и 500 рублей были деньги, ведь дядька Федя работая в строительстве в должности шабашника особо не преуспевал в зашибании деньги, а тётка Люда дурью маялась, работая дежурным вахтёром в общаге. Такая у них жизнь: ну, кто на что учился.

Решено, доставая из открытой консервной банки большую чёрную маслину, подумал Кент: тётку Люду пока не зову. Маслина выскочила из пальцев и бодро укатилась по полу под диван.

— Вот сука, — обозвал удравшую ягоду Кент, и стал двумя пальцами вылавливать новую маслину из банки. Уважал он маслины, особенно крупные. Хорошая была закуска: шла под любой напиток. Сейчас в банке ловко уворачивались от его пальцев три оставшиеся маслины, суки настоящие и притом скользкие.

Строго говоря, маслина это не ягода и не фрукт, но Кенту такие тонкости были ни к чему. Не ботаник он был ни разу.

С новыми ста граммами коньяка две из них пошли на ура. Кент поискал глазами: что бы ещё ему съесть. Нашёл кусок хлеба и открытую банку с килькой в томате. Грязной вилкой подцепил пару рыбок и положил их на хлеб. Кент полюбовался на получившийся бутерброд и понюхал его:

— Мля, говорят, что это килька в томате, — скривившись, покачал недовольно он головой. — Дурят нашего брата: не томат это, а говно. Кошка есть не будет. Она не дура.

С этими словами он закусил очередные сто грамм коньяка получившимся бутербродом из кильки. Невкусно пахнувший томат попал на пальцы, и Кенту пришлось, подавляя недовольство облизывать их. Не идти же мыть руки в самом-то деле?

Действительно, смысла мыть свои руки гражданину Корнилову уже не было, так как к жилищу Кента подходил Семён. Парень шёл уверенной походкой и даже не оборачивался. А чего суетиться? ИИ ему и так подробно описывал всю обстановку. А обстановка была спокойной, даже соседей объекта дома не было. Резидент не суетился и не притворялся, просто потому, что не умел в этом мире притворяться. Сначала он должен будет здесь многому научиться и понять местные реалии, только потом он сможет притворяться. Парень чуть приостановился и дал команду своему помощнику действовать по плану. Операция началась.

Сколько надо лить коньяка в кофе, чтобы утро стало добрым? В случае с Кентом хоть ведро коньяка выпей — будущее добрым не будет. Да и не утро уже, а вечер. После коньяка шарики в голове крутились спокойнее, наступило умиротворение. Тем сильнее и контрастнее с наступившим благодушием подал громкий сигнал смартфон Кента, заставив того даже вздрогнуть от неожиданности.

— Вот же, мля! И кого это нелёгкая заставляет мне названивать, — раздражённо выругался Кент. — Суки, отдохнуть не дают честному человеку. У кого там в мудях свербит?

Сукой, которая не давала отдохнуть, судя по номеру, был его бригадир Велосипедист, а это значило, что надо отвечать на звонок, хочешь или не хочешь. Подождав ещё пару треньканий, Кент, нехотя поднёс аппарат левой рукой к левому уху и нажал кнопку соединения.

— Аллё, — проговорил он, думая, что приветствует своего бригадира. — Что нового-хренового?

К своему удивлению вызываемый абонент не услышал голос своего начальника, зато вдруг почувствовал рукой и щекой, что его верный аппарат вдруг катастрофически нагрелся до огромной температуры. Новое-хреновое произошло. Кент соображал туго, особенно, накачавшись коньяком, поэтому он быстро не отбросил аппарат от себя, а стал поворачивать в его сторону взгляд. Тут и произошёл взрыв. Руку, щеку и висок обдало сполохом огня, и множество осколков впилось в кожу щеки и шеи. Взрывом Кента слегка оглушило, и он только через несколько секунд почувствовал боль. Как только ему не вышибло взрывом глаза, зато крови было прилично, и стоял звон в ушах. От взрыва остатки корпуса аппарата сами выскочили из руки и упали на пол, испуская из себя зловонный дым и подозрительно потрескивая. Кент встрепенулся и кинулся в ванную, где у него было зеркало, около которого он периодически брился. Ну, красавец! Левая сторона морды была вся в крови, осколки даже шею поразили, но крупные сосуды вроде не пострадали. Левая рука тоже вся была в крови. И тут Кента накрыло болью. Что туплю — встрепенулся он — надо звонить в скорую, пусть лепилы быстрее приезжают, а то кровью истеку. Где тут телефон? Кент начал судорожно метаться по комнате в поисках телефона, но тут его осенило, что телефона-то уже и нет. Взорвался гад. Вот он лежит и потихоньку дымит. Сплюнув на пол, Корнилов решил бежать к соседям. У них телефон точно был, он помнил. Вот это и будет спасением. Он не подумал, что соседей может и не быть сейчас дома. Но, надо было что-то делать, не истекать же кровью. Корнилов бодро ломанулся к входной двери, открыл её и попытался выйти в общий двор, как вдруг перед его носом оказался какой-то человек, взмахнувший рукой. Дальше Корнилов ощутил жуткую боль в горле, от которой он почти потерял сознание. Сильный удар отбросил тело Корнилова обратно в комнату и приземлил его на диване. Вскоре он ощутил себя сидящим на своём любимом диване и силящимся схватить хоть немного воздуха. Этот гад, натуральный маньяк, здорово его ударил. Хрипя, задыхаясь и обливаясь кровью Корнилов, наконец, понял, кто перед ним находится. Перед ним нарисовался утопленник собственной персоной, которого они с Соломой сегодня ночью благополучно утопили в море. Ожил, значит. Или не очень ожил, а это и есть покойник. Судя по совершенно ничего не выражающим глазам так и было. Ну, не бывает у живых людей таких глаз. Это или мертвец, или маньяк, или всё вместе.