– Как его фамилия? – спросил.

– Неужели в самом деле не знаете? – удивился зав. – Он, правда, у нас недавно, с год всего, но репутацию обрёл железную. Из Москвы засланец. Как у нас тут все полагают, прислан с прицелом на министерское кресло. А фамилия у него самая простая. Петров его фамилия.

Распрощавшись, стал я думать, как быть дальше. И придумал. Я позвонил Андрею. Андрей, институтский мой товарищ, из нашей же группы, преуспел больше любого из нас – защитился, главный врач крупной ведомственной больницы. За время, что отсутствовал я в городе, связи с бывшими моими однокашниками оскудели, почти ни с кем из них тесно не общался, встречался только от случая к случаю. Я и с Андреем недавно встретился случайно, в магазине. Он, надо отдать ему должное, вовсе не забронзовел, потрепались мы, по кружке пива выпили, телефонами обменялись. У нашей профессии много издержек, но есть и бесспорные преимущества. «Агентурная» сеть наша, особенно когда долго на одном месте врачуешь, велика и неизбывна, в той или иной мере полезные знакомства сыщутся во всех приходах нашей скорбной обители. Бывшие и нынешние пациенты при какой-нибудь надобности редко откажутся посодействовать. Сейчас, конечно, не те уже времена, когда знакомства с каким-нибудь, к примеру, мясником или билетным кассиром за большую удачу почитались, но система ещё не изжила себя, исправно функционирует, просто дефицит теперь иной, масштабы другие. И чем выше эскулап к небожителям, тем полновесней возможности. У Андрея, соответственно, несравнимые с моими, тёща мэра не в счёт, это просто выпало так мне однажды негаданно, да и не уверен я, что взялась бы она мне помогать. И кто их знает, тёща эта, может, зятю поперек горла стоит. Да и обратиться к ней, даже ради Ирины Семёновны, было бы для меня неподъёмным испытанием.

Андрей, к счастью, не оказался, как опасался я, «временно недоступен» и «мог говорить». Рассказал я ему о случившемся с Ириной Семёновной, спросил, есть ли у него выход на этого Петрова из министерства. И услышал в ответ:

– Какого Петрова? Никиту Мефодьевича?

У меня чуть мобильник из руки не вывалился:

– Это что, Никита Петров, который с нами когда-то учился, усатый такой прохиндей?

Андрей, видать, тоже опешил, потому что заговорил снова не сразу.

– Во, блин! Мне и в голову не приходило! А ведь точно он, Хренотень! И ведь не узнаешь его: животастый стал, очкастый, облысел и усы куда-то подевались!

– Так его же погнали из института без права восстановления! Он что, без врачебного диплома обходится?

– Мне откуда знать, извернулся, значит, как-то, не пропал! Только как же он без диплома-то: доктор наук, между прочим, он и в Москве не в задах ошивался!

– Охренеть! А ты мог бы выйти на него?

Андрей сомнительно гмыкнул.

– Мог бы, вообще-то, Хотя, честно говоря, особого желания не испытываю, как-то у меня с ним не очень. Разве что ради Ирины Семёновны. Но я же сейчас в Москве, совещание тут у нас, ещё недельку дело потерпит?

– Не потерпит, – вздохнул я, – разве ты не понимаешь?

– Тогда вот что. Слушай внимательно. Секретарь там Анна Николаевна, старая моя приятельница. Не последний человек. Скажешь, что от меня, объяснишь, она тебя к нему проведёт, пособит. Я ей сейчас позвоню.

Я поехал в министерство. Было над чем поразмыслить. Я для Никиты не самый удачный, мягко выражаясь, проситель, а Ирина Семёновна не лучший объект для его благодеяний. Потому что, уверен был я, вряд ли забыл он ту историю на первом курсе, не таков Хренотень, чтобы и через тридцать лет не поквитаться. Андрей его не узнал, а он, интересно, узнал Андрея? И узнает ли меня? Я теперь в отличие от Никиты обзавёлся не только усами, но и бородкой, поседел изрядно. А если не узнает, не вспомнит, надо ли говорить ему, что хлопочу за Ирину Семёновну? Уж её-то он наверняка не забыл. Сказать, что радею за какую-нибудь свою родственницу? Чем сможет пособить мне эта Анна Николаевна? И как чаще всего в подобных случаях поступал, решил ничего наперёд не загадывать, действовать в зависимости от того, как станут разворачиваться события. Предполагал, однако, что если всё-таки вспомнит Никита меня, то повести себя может диаметрально противоположно. В первом варианте сначала, конечно, покуражится всласть, отведёт душеньку – покажет кто теперь он и кто для него я. А перед тем как всё-таки снизойдет до такой мелюзги, так на мне потопчется, что день и час этот проклянёшь. И ради удовольствия поизгаляться надо мной никакого протеза может не пожалеть, с барского-то плеча. Я же ради Ирины Семёновны вынужден буду молча сносить эту фанаберию, желчь глотать. Но был и другой вариант, не менее вероятный: дальше порога меня не пустит, больше минуты слушать не станет – слишком занятой он человек, чтобы на такое фуфло время своё драгоценное тратить. Тогда что? – на венценосную тёщу уповать? Да и рекомендованная Андреем пособница не казалась мне надёжной – какая-то секретарша всего лишь, не более того.

Но Анна Николаевна оказалась не «какой-то» секретаршей, об этом судить можно было уже по тому, как выглядела она – благородно лилово-седовласая, прямоспинная, с тем выражением посвящённости на лице, что сразу даёт понять, какого полёта птица. Но прежде всего по тому, как она, по-свойски тукнув согнутым пальцем в дверь, вошла в петровский кабинет не дождавшись разрешения. Меня же она встретила приветливо, сказала, что Андрей Ильич ей звонил, а Ирину Семёновну, оказывается, знает она, посетовала, что такая беда с ней приключилась. И что повезло нам, у Никиты Мефодьевича сейчас как раз никого нет, можно спокойно поговорить. Вышла от него через пару минут, сказала, что Никита Мефодьевич ждёт меня.

Прав был Андрей, в самом деле непросто было узнать в этом грузном, оплешивевшем, в сильных очках человеке былого бравого, поджарого усача. Зато меня он узнал, растительность на лице меня не спасла, глаз у него был по-прежнему зоркий, цепкий, толстые стёкла очков не помеха. Он даже – вот уж память! – трудную фамилию мою умудрился вспомнить. И что поразило меня – улыбнулся мне радушно, пригласил к столу, предложил сесть поближе.

– Ну, привет, привет, Номоконов, целую вечность не виделись, давай, рассказывай кто ты, где ты, как живёшьможешь!

Откровенно сказать, приятно мне стало, что так хорошо он меня встретил, честь оказал, не корчил из себя никого. Я вкратце поведал ему, где, когда и кем работал, чем сейчас занимаюсь.