Пацаны его уже переминаются: то ли есть хотят, то ли никого еще за вечер замочить не успели.

— Да идея есть, может, тебе интересно будет. Просто мне самому не потянуть, там кто-то покруче нужен. Дело, в общем, личное, но деньги тоже неслабые. Вот думал, может, ты мне поможешь…

Он на меня так посмотрел, как будто я больной или заразный. Медленно так поднял глаза и взглядом меня по стенке размазал.

— Это я тебе помочь должен, да? Я — тебе?

— Понимаешь, кроме тебя, это никто не потянет просто. Я в районе никому даже не предлагал.

Он на меня опять так же посмотрел: все никак мне «ауди» простить не мог.

Потом вдруг передумал, улыбнулся.

— Ладно, давай обстановку, я подумаю. Пошли в бар, сядем, там все расскажешь.

Прошли в бар — он, я и его братва. Мы сели у стойки, а пацаны встали вокруг и сделали серьезные лица. В баре народу человек триста, шум, хай, кто продает, кто покупает. Рамиз здесь каждое воскресенье на неделю затоваривался. Брал почти даром — понятно, в общем. Он в основном на машинах номера перебивал и сам тоже угонял. Ну и крышевал тоже. Я ему предложил бакарди поставить. Согласился. Орет мне поверх шума:

— Давай говори.

Я ему в ответ ору:

— Я тебе все расскажу, как было.

— Давай все.

Тут мы помолчали немного: все-таки разговор серьезный. Потом я начал: выпрямился, прокашлялся и завопил.

— Знаешь, что Винни коцанули?

— Слышал. Сочувствую. Мы все сочувствуем.

Пацаны его тоже:

— Слышали, сочувствуем…

Они от нас метрах в пяти стояли, но мы так разорялись, что даже им слышно было.

— Слышал, кто его?

— Нет.

Странновато это, что он совсем уж ничего не слышал. С другой стороны, может, если он обозлится, что ему не доложили, можно будет его на них натравить?

— Как это до тебя не дошло?

— Да вот так. Я в чужие дела не лезу.

— Там, между прочим, народ серьезный.

— Кто это?

— Ну Эрол Ньюс.

— Знаю, крутой.

— Мики Дресслер еще.

— Знаю, очень крутой.

— И Эндрю Окема.

— Этого не знаю.

— Я тоже.

— И народ у них есть?

— До хрена народу. Слышал, разборки были в «Кашпо» и в «Бочке»? И квартиру на Уолтера Сэвилла они раскурочили.

— Значит, их двое крутых и еще какой-то третий, у них до хрена народу, и они у нас беспорядки устраивают. Так? Что им тут надо?

— У них тут большая точка, хороший героин. Приехали, сбросили, уехали. Это вообще Брайана территория, но он типа не интересуется. Ронни Гуд тоже вдруг в отпуск собрался. Ты понимаешь, что получается? Являются к нам, беспорядки, как ты говоришь, устраивают, детей наших на иглу сажают, а потом смылись — и все. Детей защитить некому, честь района — псу под хвост.

Как я понял, у него была какая-то фишка насчет чести и порядка в районе.

— Один твой Винни, значит, вступился?

— Нет. Врать не буду. Он туда сдуру полез, халявы захотелось. Вот они его для примера и…

Рамиз присвистнул. То есть мне так показалось: мы всю дорогу орали, но свиста я не услышал. Видимо, это было негромко. Может, решил приемчик на вооружение взять. Хлебнул бакарди. Пацаны его тоже хлебнули и сделали вид, что думают.

— А что я с этого буду иметь?

— Два момента. Во-первых, я тебе дело подкину — хорошие деньги. Очень даже хорошие.

Молчит.

— Во-вторых, честь сохранишь. Если ты сейчас район вычистишь, ты тут хозяином будешь, с тобой никто и близко не сравнится. И на улице порядок наведешь — хоть за детей, за семью волноваться не будешь.

Сидит молча. Я понимал, что про «во-первых» распространяться нельзя, а то он меня пошлет. Надо было как-то вытянуть из него обещание. Тут главное было «во-вторых». Без денег, конечно, он бы ничего делать не стал, но основное была честь.

Он допил бакарди и встал. Смотрю — к нему уже какая-то блондинка идет, грудью колыхает. Это у него, значит, следующее по плану.

Он мне кричит:

— Во вторник в девять встречаемся в «Стандарте». Я подумаю, скажу, что решил. Идет?

— Идет. — Я весь из себя серьезный: типа честь района на кону. — Я тебе должен.

— Ты мне ничего не должен, кроме литра бензина. Я еще ничего не решил, во-первых, а во-вторых, если решу, все равно ты мне ничего не должен. Если надумаю — займусь. Дело это, про которое ты говорил, — там все точно?

— Верняк.

Тут он ушел с блондинкой, а я остался думать, где теперь найти ему обещанное дело.

Вэндсворт

Это еще не самая плохая тюрьма. На севере такое творится, что у нас тут по сравнению — салон красоты. Но все равно весь день в стенку смотреть — спятишь. Надо как-то выживать.

Хуже всего, когда оставляют на доследование. В некоторых тюрьмах двадцать три часа в сутки сидишь в камере. Плюс еще не знаешь, осудят тебя или нет и какой срок дадут. От этого еще поганей. Если на доследовании, то лучше всего, когда в тюрьме забастовка. В тюрьму не принимают, и тебя сажают в камеру при участке. Тогда хорошо: всю ночь телек смотришь, пиццу тебе заказывают. Но это, конечно, где как, в Гримсби, например, они и слова такого не знают.

После суда — либо в Вэндсворт, либо в Пентонвилл, и опять сидишь. В Пентонвилле еще нормально, а в Вэндсворте с тобой как с подонком обращаются. Даже посетителям хамят. Работы никакой, только если уж ты какой-нибудь шеф-повар или начальству зад лижешь, а так опять сиди и смотри в стенку. Хорошо хоть дурь есть. Раньше с этим делом лучше всего было в Брикстоне: все на доследовании, каждый день посетители, дым стоит — по коридору не пройдешь. Теперь в Вэндсворте и Пентонвилле тоже на доследование сажают, так что все нормально. Крэка тут больше, чем на улице. Я лично не употребляю, а все равно: часто надышишься — голова тяжелая. Но надо сказать, трава здесь сейчас неплохая.

Потом опять же пьянка по выходным. Не так, конечно, как в Лартине или в Паркхерсте, — где с большими сроками сидят, там народ отрывается будь здоров, — но, в общем, нормально. Правда, надо осторожно: от самопала иногда ослепнуть можно, но мне лично от обычной выпивки хуже бывало. Старые зеки говорят, раньше самогон делали в бачках и помойных ведрах. Кошмар. Теперь всегда можно достать дурь, поэтому самогон пьют, только если он по-человечески сделан. Дрожжи можно на кухне достать. Вообще, все, что надо, достать можно, кроме хмеля. Жаль, конечно: с хмелем крепче получается, но в тюрьме его никак не добыть.

Как-то надо выживать.