Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не метла — целые грабли, — согласился с ним молодой коллега.
— Или вилы! — Засмеялся старлей, дымивший модным «Ядраном».
На лестницу вышел Липягин. Он услышал обрывок разговора, уловил общее настроение и усмехнулся.
— Нам теперь Тимур Русланович как Леонид Ильич будет вспоминаться… При нем был застой — но и колбаса была!
Оперативники рассмеялись.
Стоящий в сторонке Горюнов тоже улыбнулся.
— Про застой это ты хватил, конечно… — отметил он и подмигнул Липягину. — Но, похоже, мы теперь, как зэки на киче после смены кума, — знаем, против кого будем дружить.
По курилке прокатилась новая волна смеха.
— Хорош ржать, — осадил коллег Липягин. — Сдается мне, у нас это скоро будет смех сквозь слезы.
* * *
Витвицкий вышел из здания УВД в расстроенных чувствах. Даже на улице он не мог сдержаться, чтобы не кривить рот и не сжимать кулаки в бессильной злобе.
Его нагнала Овсянникова.
— Виталий! Постой!
Витвицкий остановился, повернулся, мрачный, недовольный. Овсянникова подошла к нему.
— Ты почему меня не дождался?
— А чего ждать, всем этим… в приемной глаза мозолить? Не вижу смысла.
— Ты доложил Брагину свои соображения по поводу ограблений на двух последних убийствах в Батайске?
— Доложил, — уныло кивнул Витвицкий.
— И?
— Он, Брагин этот, относится к широко распространенному среди начальства типажу — кипучий дурак, — с обидой сказал Витвицкий и, понизив голос, добавил: — Мне вообще кажется, что сейчас наступает эпоха таких вот людей. Очень энергичных, активных, с хорошо подвешенным языком, но неумных.
— Ты не ответил на вопрос, — нахмурилась Овсянникова.
Витвицкий снял очки, протер платком стекла.
— Нечего отвечать. Там Липягин еще был… В общем, они считают, что выделять два батайских убийства в новое дело нет никакого резона. Мол, я ошибаюсь «из-за недостатка оперативного опыта».
— Ясно… — разочарованно протянула Овсянникова. — Вот ведь гады! «Недостаток опыта…» Надо же…
Витвицкий водрузил очки обратно на нос.
— Плетью обуха не перешибешь. Ладно, пойдем. Кстати, а что ты предложила?
— Да ничего особенного, так, пустяки… Потом расскажу.
* * *
Фильм «Мэри Поппинс, до свидания!» был любим в народе не столько из-за сексапильной Андрейченко, сколько из-за песен, которые распевала вся страна. И «Тридцать три коровы», и «Жил да был брадобрей…», и «Детство наше давно прошло» мгновенно стали шлягерами.
Чикатило с интересом смотрел на экран телевизора, где танцевала и пела английская няня и ее подопечные. А вот Фаина восторгов в отношении Мэри Поппинс не разделяла.
— Какие-то фильмы стали снимать… легкомысленные. Все они вертятся, крутятся, поют все время… В стране людей убивают что ни день, а они поют!
— А надо, чтобы плакали, что ли? — резче, чем обычно, бросил Чикатило.
— Да при чем тут… Я просто вот как подумаю, что Людочка наша сейчас где-то… А вдруг к ней пристанут или в машину посадят и повезут?
— Глупости ты думаешь, Фенечка, — нахмурился Чикатило. — Почему ее в машину должны сажать? При чем тут вообще машина какая-то?
— Так этот… убийца из лесополосы который, он, говорят, на машине стал разъезжать. Увидит красивую женщину на дороге — останавливается, хватает и увозит. Насилует и убивает. Два случая уже было.
Чикатило несколько секунд сидел молча, а потом вдруг буквально взорвался:
— Дрянь ты несешь! Дрянь и ерунду! Нет никакой машины! Ерунда и бред собачий!
Чикатило вскочил, включил свет и замер перед женой, весь всклокоченный, злой. Фаина смотрела на него с удивлением и страхом.
— Ты зачем кричишь?
— Потому что это бред! Бабьи сплетни! И ты дура, что их повторяешь!
Фаина не выдержала:
— Я — дура?! А ты… Псих ненормальный! Разорался он тут… Телевизор нельзя дома спокойно посмотреть!
Фаина встала, пошла к двери.
— Все, я спать! А ты иди водички попей, может, успокоишься.
Хлопнув дверью, Фаина вышла. Чикатило проводил ее тяжелым взглядом и рухнул в кресло.
Спустя несколько часов, когда об этой внезапной вспышке было забыто и супруги легли спать, Чикатило проснулся от навязчивых мыслей и желаний.
Он встал, прошел на темную кухню, освещенную из окна уличными фонарями, налил воды, жадно выпил. Взгляд его, шаривший по кухне, упал на ящик стола. Чикатило бесшумно выдвинул ящик, достал нож, покрутил. В свете фонарей лезвие роняло тусклые блики.
Чикатило медленно поворачивал нож в руке, завороженно разглядывая его, словно пытаясь увидеть свое отражение в нержавеющей стали.
* * *
Витвицкий сидел в кресле, напротив телевизора, читал газету «Правда». Передавали выступление Горбачева. Звук был отключен, и генеральный секретарь только открывал рот и делал характерные жесты руками, которые так любили пародировать сатирики.
Часть комнаты была отгорожена шкафом, там переодевалась Овсянникова. Ее вещи висели на открытой дверце, она то и дело брала что-то, примеряла, вешала обратно на дверцу.
— Ира, тут пишут, что под основание реактора в Чернобыле заложена бетонная подушка и утечка радиации в грунтовые воды полностью исключена, — оторвавшись от газеты, сказал Витвицкий. — Могут же, когда захотят.
— Правду мы все равно никогда не узнаем, — откликнулась Овсянникова.
— Зря ты так, — не согласился Витвицкий. — Сейчас начали писать и говорить обо всем — гласность!
Горбачев на экране беззвучно разводил руками, что-то говорил, улыбался.
— А мне кажется, что «гласность» эту специально придумали, чтобы люди пар могли выпускать, — сказала Овсянникова.
— Что-то ты сегодня какая-то пессимистичная… — Витвицкий сложил газету. — А куда ты вообще наряжаешься?
Овсянникова выпорхнула из-за дверцы шкафа. На ней была очень короткая мини-юбка, чулочки в черную сеточку, модная блузка с рукавами летучая мышь, на руках пластмассовые браслетики, в ушах яркие клипсы, прическа взбита а-ля «взрыв на макаронной фабрике», на лице — очень вызывающий яркий макияж.
Ирина напевала модную песенку Алисы Мон:
Подорожник-трава, на душе тревога.
Может, вовсе у нас не было любви.
От тебя до меня — долгая дорога.
От меня до тебя — только позови.
Она начала пританцовывать перед Витвицким, виляя бедрами и крутя задницей.
Виталий молчал, ошарашенный таким видом и поведением.
— Ну как я вам, товарищ капитан? — игриво спросила Овсянникова.
— Ты… — Витвицкий даже задохнулся от возмущения. — Ты похожа на… падшую женщину!
— В точку! — рассмеялась Овсянникова. — Я вызываю желание, а?
Витвицкий нахмурился: он наконец все понял. Ирина развязно подмигнула:
— Ты бы остановился на трассе, увидев такую мамзель?
— Именно это ты предложила Брагину? Ловить убийц на живца?
Овсянникова, продолжая пританцовывать, кружилась вокруг Витвицкого, касаясь его бедрами, плечами, грудью.
— Да-а, именно, именно-о-о…
— И живец — это ты?
— Конечно-о-о… Ну не ты же! — Овсянникова изобразила какое-то совсем уж немыслимое