карту. – Так что, думаю, я не ошибусь, если предположу, что профессор Руффус привез сюда этого вашего легендарного Черного Мотылька.

Джаспер распахнул рот от изумления, а мистер Келпи, казалось, забыл, что у него есть веки – он ни разу не моргнул за все время, что доктор говорил.

– И, следовательно, – заключил Натаниэль Доу, – напрашивается логичный вопрос (ведь очевидно, вы прекрасно обо всем этом осведомлены): почему вы лжете нам, мистер Келпи?

Помощник главы кафедры Лепидоптерологии вытер платком снова взмокшие руки, но дрожь так просто было не унять.

***

Грязно-серый тремпл-толльский кэб небыстро катил в тумане по улице Семнадцати Слив, стуча колесами по неровной брусчатке проезжей части.

Экипаж скрипел и трясся, паровой котел жарил в салон так, будто кэбмен вознамерился сварить из пассажиров супчик. На крыше, передке и запятках горели фонари, светились окна. И тем не менее вся эта иллюминация не могла победить сгущающуюся мглу.

Туманный шквал был все ближе. Ровно в полдень в городе впервые взвыла сирена штормовой тревоги, и сейчас она раздавалась уже каждые пятнадцать минут – к середине дня мутное белесое море накрыло весь город.

Когда экипаж двигался мимо вальяжного и отдаленно похожего на гардероб здания суда Тремпл-Толл, один из пассажиров, бледный доктор с чернильными кругами вокруг глаза, на мгновение смог различить положение стрелок на башне (половина первого), после чего туман скрыл их, словно стер ластиком карандашный набросок.

– Я вас не виню, мистер Келпи, – сказал доктор, не отрывая взгляда от города за окном, придерживая при этом рукой в перчатке слегка порченую молью шторку. – Не всегда безопасно являться в Дом-с-синей-крышей с какими бы то ни было заявлениями. А уж с признаниями так и подавно.

– Я… я боялся, – с трудом выговорил бабочник. Мистер Келпи сидел напротив доктора и сейчас пребывал не в лучших чувствах. Всякий раз, как за окном раздавался вой штормовой тревоги, он вздрагивал и нервно вжимался в кожаное сиденье. – Как я мог признаться? Никто не стал бы ни в чем разбираться! Они бы тут же обвинили меня!

– Именно так они и поступили бы, скорее всего.

– Притом, что я ничего не делал!

– Если бы сделали, было бы не так обидно. Боюсь, в этом городе, чтобы получить справедливое наказание, жизненно необходимо являться преступником. Иначе ничего не стоит попасть за решетку незаслуженно…

– Я просто оказался в безвыходном положении, доктор.

– Это так.

– Я ведь не мог отправиться ловить Черного Мотылька сам!

– Разумеется.

Мистер Келпи все рассказал. Конечно же, он знал, в чем заключалась цель экспедиции профессора Руффуса, хоть и выяснил это случайно.

Накануне отбытия профессора в Кейкут мистер Келпи направился в кабинет главы кафедры, чтобы передать ему подготовленных для коллекции Ежевичных Крыломахов, когда услышал раздающиеся из-за двери звуки ссоры. Мистер Келпи был поражен, когда узнал голоса спорщиков, ведь профессор Руффус и профессор Гиблинг никогда не разговаривали друг с другом на повышенных тонах и всегда относились друг к другу с почтением. Но только не в тот раз.

Профессор Гиблинг выступал категорически против экспедиции и отчаянно умолял профессора Руффуса отказаться от этой затеи. Последний был непреклонен. А еще невероятно оскорблен тем, что глава кафедры не разделил его энтузиазма и не выказал ему поддержки. Он заявил, что старик просто завидует ему и что не хочет делиться славой: мол, его непременно удар хватит, если Черного Мотылька изловит кто-то другой.

И пусть профессор Гиблинг пытался убедить его, что дело здесь совершенно в другом, профессор Руффус не хотел ничего слушать. Прежде чем покинуть кабинет своего начальника и учителя, он поклялся, что отыщет Черного Мотылька чего бы это ему ни стоило, отловит его и привезет в Габен. И тем самым вернет былую славу обществу Лепидоптерологов, ну а если при этом прошлые достижения профессора Гиблинга канут в небытие, так тому и быть. После чего спешно покинул ГНОПМ, а на следующее утро отбыл в экспедицию.

С того дня прошло больше двух месяцев. Старого профессора постигло несчастье, а спустя несколько дней (сегодняшний утром) в газете появилась заметка о том, что Реджинальд М. Руффус был найден мертвым в своем купе по прибытии в Габен.

Прочитав статью, мистер Келпи все понял: профессору Руффусу все же удалось отыскать Черного Мотылька – он привез легендарное чешуекрылое в Габен, но безумное существо убило своего пленителя и вырвалось на волю.

Ну а пытался скрыть свою осведомленность мистер Келпи, поскольку боялся не столько за себя, сколько за кафедру. Прознай кто-то в полиции о том, что во всем виновата бабочка, в ГНОПМ сразу заявилась бы толпа дуболомов из Дома-с-синей-крышей: без разговоров они арестовали бы всех, кого там нашли бы, после чего закрыли бы и саму кафедру – подобное стало бы ее окончательной и бесповоротной гибелью.

– Вам очень повезло, мистер Келпи, что к вам пришли мы, а не констебли, поставленные на это дело, – сказал доктор. – Уж от них здравомыслия ожидать не приходится. А лично нам повезло, что вы очень плохой лжец…

Экипаж затрясло еще сильнее – он въехал на Беззубый мост, пролегающий над Шестерёночной балкой, – на мосту брусчатка была еще более кривобокой, чем на улице. Сидевший рядом с мистером Келпи Джаспер пытался разглядеть что-либо внизу, в балке, но она сейчас напоминала белесую, вышедшую из берегов, реку. Издали доносился гул и скрежет механизмов с Железного рынка.

– Я надеюсь, вы больше ничего не скрываете, мистер Келпи. – Доктор Доу пристально поглядел на бабочника.

– Разумеется, ничего! – воскликнул тот. – Я рассказал все, что мне известно. Если бы я только знал, где может скрываться Черный Мотылек, я бы сообщил.

– Может, в этой книге есть что-то, что поможет отыскать Мотылька? – спросил Джаспер. В руках он сжимал подаренную ему мистером Келпи большую черную книгу с высыпавшимся, некогда золоченым названием «Купу-купу из сердца джунглей» за авторством самого профессора Гиблинга. В ней рассказывалось о его легендарной экспедиции и поисках Черного Мотылька.

– Если только там содержатся сведения о том, как эта бабочка умеет становиться невидимой, – проворчал доктор Доу. – Я до сих пор не могу понять, как так вышло, что ни в поезде, ни на вокзале ее никто не заметил. Насколько я могу судить по ране на лице профессора Руффуса, нанесло ее довольно крупное существо.

–