вы ранее и наказывали, распорядок в праздничные дни в роте всё тот же. На час позже подъём, послеобеденный отдых на час более, а сами учения до обеда. Все караулы и обязательные работы, как и обычно. Выход за пределы расположения по увольнительным.

– Всё верно, – кивнул Егоров. – Где и какие ещё дополнительные послабления людям дать, мы и так по ходу всей этой декады вместе с командирами сообща решим. Главное, это чтобы солдаты понимали, что порядок у нас есть и что нарушать его чревато. Да, и по поводу провианта, Макарыч. Если на приварок у Ёлкина серебра мало осталось, так пусть он ко мне подходит, будем с ним вместе думать, как нам это дело поправить. Главное сейчас – это чтобы наши егеря питались бы по усиленной норме. Отъедятся на праздники, отоспятся вволю, отдохнут, а там уже после Крещения мы снова основательно за своё воинское учение возьмёмся.

– Понял, ваше благородие! Я Потапа попытаю, но пока у нас на снедь в роте никто ещё не жаловался. Порцион ведь и так от пехотного полкового повышенный, а тут ещё и хороший приварок к нему прилагается.

Немолодой уже солдат с интересом поглядывал, на командирскую грудь, где блестел эмалью и золотом новенький георгиевский крест.

– Вашбродь, дозвольте мне поближе на вашу высокую награду взглянуть? До нас-то уже давно слухи долетали, что она самой матушкой-императрицей вам лично дадена за прошлогодний поход. И то, что она самая главная из всех, которыми их благородия награждают. То правда?

– Ну, зачем, есть ещё ордена Святого апостола Андрея Первозванного и Святого Александра Невского, их ещё император Петр первый учредил, – рассказывал Алексей. – Далее за ними следует орден Святой Екатерины, правда, это награда для дам из самого высшего света и для великих княгинь по праву их рождения. Все три этих ордена и есть первые награды империи. А орден Святого Георгия – это уже чисто военная награда. Ему ещё и пяти лет нет, как его учредила матушка-императрица Екатерина Алексеевна для отличия офицеров за их заслуги на поле боя.

– Вот и нам уже это сказали, что, дескать, ваш-то командир он самую боевую офицерскую награду нонче получил, коей во всей нашей армии едва ли с дюжину у господ штаб-охфицеров и даже у гхенералов наберётся! Ах какой же красивый крест, да на такой ленте! – покачал в восхищении головой Макарыч. – По заслугам он вам, Ляксей Петрович, искренне и от всего сердца и от всех наших егерей поздравляю вас с таким вот награждением, да ещё и с новым званием вас к тому же, господин капитан.

– Спасибо, Иван Макарович! – поблагодарил с улыбкой сержанта Егоров. – Всё-то вы уже знаете. И откуда вот только?

Сержант лишь лукаво улыбнулся в ответ и пожал плечами.

– Понял, – усмехнулся Лёшка. – Выходит, и у вас есть свои люди при главном штабе? – и он подмигнул засмущавшемуся унтеру.

Вечерняя поверка прошла как обычно. Солдаты были довольны и веселы. На традиционное приветствие командира строй егерей громыхнул громогласно вдобавок к «вашблагородию» ещё и поздравление с производством в очередной чин и награждением. Всё оружие, амуниция и мундиры у всех были в полном порядке, и Алексей разрешил Лёньке отбить сигнал «к трапезе».

– Ваше благородий, разрешите вас на вечерний трапез к себе пригласить? – обратился после роспуска роты к Егорову Курт. – Мы немножко, кроме свой обычный порцион, ещё готовить запечённый свиной окорок по балканский. Он хорошо маринованный и запечённый со многий овощ. Будет очень, очень вкусно! И я хотел показать, что мы там, в мастерской, делать за этот десять дней, что вы у нас не быть. Приходите, господин капитан, мы вас очень сильно ждать? – Шмидт уморительно сложил руки на груди, стараясь задобрить командира.

– Ага, а если я объем вас? Самим, чать, не хватит на ужин с таким-то вон гостем, я ведь сегодня с утра в рот ничего не брал. Как волк сейчас голодный! – пригрозил старшему ротному оружейнику Лёшка.

– Что вы такой говорить? – покачал головой Курт. – Мы будем очень рад видеть вас. Вы совсем нас не обременять, у нас еда очень много. Мы немножко помочь местный мясник, запаять два его медный чан и ещё немного всякой другой мелкий посуд, и он нас хорошо за это отблагодарить. Мы и другой наш егерский артель дать колбаса и всякий другой мясной изделий. Не обижать, приходить, ваший благородий!

– Ну ладно тогда, – покачал с улыбкой головой Лёшка. – Хорошо вы там у себя устроились, как я погляжу. Местным вон помогаете, окорока печёте, и правда, на что вам обычная солдатская каша?

Курт виновато развёл руками:

– Мой дед многий в Бухарест знать как хороший мастер по работе с металл. Он ведь не только оружий чинить, но и делать заказ по хозяйство. К нему всегда много людей обращаться, и он всем им помогать. Деда нет, и тогда люди искать другой мастер, далеко, совсем в другой часть города, а тут над его мастерской вдруг опять пойти дым. Там кто-то паять метал, резать и пилить, громко стучать молоток. Они меня все тоже помнить, обратиться и мы им немного помогать. Но военный дело у нас есть самый первый! – успокоил командира ротный оружейник. – Мы делать много у себя изделий для всей рота. Вы у нас посмотреть, посчитать и нас не ругать, а только всех хвалить за этой большой работа, – кивнул он на переминающихся неподалёку Василия и Ваню Кудряша.

«Интересно, а ведь с ними какой уже день рядом толкался и наш Афоня», – заприметил своего вестового Алексей. Стал он молчаливым и совсем не был похожим на того прежнего весёлого и беззаботного парня, каким был до плена. Поседевшие пряди его волос на висках сливались по цвету со светлыми буклями. Лицо егеря было строгое и осунувшееся. Все эти дни, как он встал со своей постели и вышел к роте, Алексей старался особенно его не загружать, и все дела службы легли на плечи полуротных вестовых и на старшего над ними барабанщика Леонида. Да и дел-то тех в последние дни практически не было, так, если что-то по мелочи им находилось. Вот и был представлен Афанасий сам себе, и тот выбор, что ему было по душе и чем бы ему хотелось заниматься, лёг на него самого. Егеря потянуло к лучшим стрелкам и оружейникам роты, и Егоров Афоню понимал.

– Не мешает вам? – кивнул он на вестового?

– Найн! Никак нет, господин капитан! – покачал головой Шмидт. – Я хотеть вас просить за этот егерь у себя в