котла и снаружи его. Ребра и ключицы были переломаны, дышалось с трудом, с хрипом, с кровавой пеной на губах. В самом центре огромного котла-головы звенели три слова, повторяясь до бесконечности, сливаясь, теряя очередность: «да будет проклят да будет проклят да будет проклят да…» Иван уже не понимал их значения, он вообще ничего не понимал, он уже не был тем, кем был прежде… И все же какой-то непонятный позыв внутреннего естества, уже и не принадлежавшего ему, двинул его рукой, заставил ее шевельнуться, сжать пальцы, потом распрямить их, потом распрямиться в суставе. Превозмогая острую боль, он дотянул руку до пояса – с таким трудом, будто пояс этот находился за версту отсюда. Нащупал кругляш. С четвертого раза расстегнул молнию-невидимку и, чуть не выронив из окровавленной ладони, ставшее сразу скользким яйцо-превращатель, рывком вскинул руку к горлу, сдавил упругий кругляш.

– Это твое дело, Хмаг, – цедил гундосый, – а я вахту отбарабаню, и все! И на покой! Осточертели здесь! Скукотища!

– Хорошо тебе помелом мести! – злился Хмаг. – А мне каково?! Мне пыхтеть еще до пособия четверть цикла, окачуриться можно.

– Работай, ты молодой! – хихикал Гмых. И булькал из бутылочки.

Иван ощущал, как уходила куда-то в небытие, далеко-далеко боль. А вместе с ней и немощи, потерянность, опустошение, безволие, беспамятство. Он оживал, оживал, с непостижимой быстротой, наливался силой, даже какой-то непонятной и незнакомой, диковинной для него мощью. Он ощущал эту мощь каждой клеточкой тела, каждым нервом. Еще минуту назад он почти не мог разлепить залитых кровью век. А теперь он бы одним махом вырвал из земли бетонный столб. Во всяком случае ему так казалось. Это было сказкой. Но это было!

– А я возьму себе участочек на мирной планетенке по ту сторону дыры, заведу хозяйство, живность какую-никакую и буду просиживать день-деньской на скамеечке, глядеть на солнышко да радоваться, – мечтал Гмых. – Или нет, замкнусь в зале отдохновений и буду балдеть, пока шарики за ролики не зайдут, и ни одна тварь в Системе не сможет меня оттуда выгнать, так-то!

Хмаг вздыхал, кивал, охал, поддакивал. А потом заявил:

– Так оно, видать, и будет, коли нас эти слизняки проклятые раньше времени в землицу не уложат! Ведь это ж какие нервы надо иметь, чтоб с ними работать, а?!

– Точно, никаких нервов на них не хватит!

И оба вздохнули горестно и тяжело, оглядели припухшие кулаки, поглядели в глаза друг другу сочувственно.

– Ну ладно, допивай, и пора браться за дело! – наконец прервал молчание Гмых.

– Дело превыше всего! – торжественно как-то провозгласил Хмаг.

Иван открыл глаза и оглядел себя. Ему стало жутко настолько, что он тут же зажмурился. Охлопав себя руками, убедился, что пояс на месте, и запихал в него яйцо. Застегнул молнию. И только тогда вновь открыл глаза. Он чувствовал себя прежним Иваном, не было никаких изменений, никаких новых и странных ощущений за исключением, возможно, необычайного прилива сил, свежести. А глаза говорили о другом: плотное и необыкновенно крепкое тело было скрыто под комбинезоном без длинных рукавов и штанин, точно таким, какие носили негуманоиды-харханяне, чешуйчатые руки, ноги оставались открытыми – Иван смотрел на эту темную, с зеленым отблеском чешую на собственных руках, и ему было не по себе. Ноги заканчивались морщинистой голой стопой, имевшей четыре толстых, с большими черными когтями, пальца. Все это было непривычно. Но Иван чувствовал каким-то непонятным чутьем, что этой ного-лапой можно действовать как рукой, а то и получше. Он поднес к глазам руку – восемь длинных гибких, но вместе с тем сильных и костистых пальцев были послушны его воле, он их сжал, разжал, потом пошевелил каждым в отдельности и всеми вместе. Он не видел своего лица, но он уже знал, что оно точно такое же как у Гмыха или Хмага – трехглазое, брыластое, завешенное сверху пластинами… В новой шкуре было непривычно, больше того, страшновато. Но в ней можно было жить!

– Чего это? – поинтересовался Хмаг, поворачивая голову к Ивану-оборотню. – Чего?! Ах, слизняк, шутковать надумал!

– Не забалует, – проворчал Гмых. И тоже обернулся. Нижняя челюсть у него сразу отвисла, обнажив ряд пластин.

Иван потрогал языком шарик – переговорника на небе – тот был на месте и, судя по всему, работал. Тянуть резину не следовало. Надо было опробовать себя в новом теле. Философствовать и докапываться до причин всех событий можно будет потом, на покое.

Иван вскочил на ноги. И не рассчитав силы, взлетел на полтора метра над травой. Вот это да, подумалось ему, вот это тело, в таком можно жить! Никогда в жизни, даже в самые лучшие дни и годы, даже под воздействием самых сильных стимуляторов, Иван не ощущал себя столь могучим, переполненным силой. И он не стал зря тратить времени.

– Ну что, гниды?! – взревел он громогласно.

Гмых с Хмагом выпучили глазища, привстали.

– Где слизень? – спросил один.

– И ты кто такой? – поинтересовался другой:

Иван не ответил. Первым ударом он опрокинул обратно наземь Гмыха, вторым подбросил вверх Хмага. Но не дал тому далеко улететь, подхватил его, вцепился в ногу у самой стопы, перехватил чуть выше другой рукой – и со всего маху обрушил тяжелое и плотное тело на лежащего Гмыха. Тот только крякнул.

– Ну что, – спросил Иван, – как вам нравится ваш ученик? Что примолкли?!

– Я чего-то не пойму, что происходит, – прохрипел снизу Гмых, – это что, из второго яруса, что ли? Или инспекция?!

Хмаг ни о чем не спрашивал. Он лежал с закрытыми глазами и помалкивал.

– Считай, что инспекция, – ответил Иван. Вцепился когтистой ногой в ворот комбинезона, рванули содрал серое одеяние с лежащего, только ткань затрещала. – Вот проинспектирую вас и к другим отправлюсь.

– А где документ? – вопросил строго голый чешуйчатый Гмых. – Почему не по правилам?!

– Щас! Будет тебе и документ и правила!

Иван ухватил Гмыха за лодыжки, вскинул его над собой и обрушил испробованным приемом на Хмага. Удар был знатный, аж в ушах затрещало! А Хмаг тут же приоткрыл глаза и завопил. Он даже не пытался защищаться.

Ивану пришлось согнуться в три погибели и навесить сверху по разику каждому, для острастки. Хмаг сразу смолк. А Гмых прошипел подозрительно:

– Нет, ты не из инспекции, ты все врешь!

И почти без усилий встал, пригнулся, выставил вперед руки, пошел на Ивана. Тут же вскочил на ноги и опомнившийся Хмаг. Он похоже как и его напарник не особо пострадал в маленькой потасовке.

– Щас мы узнаем, откуда ты, – злобно заверил Гмых.

– Это изгой! – сказал Хмаг. – Его надо брать!