— Катя?

Она не ответила. Он обернулся — никого. Позвал еще, дошел до их скамьи у пруда, осмотрел все — тишина. Только луна светит полная, большая — поднялась над деревьями. Клочья мха кажутся в ее свете седыми, покачиваются на ветру, а над водой туман клубится, тянется полосами, закручивается на середине озера.

Сергей остановился заворожено, ожидание натянулось, как струна, ноги словно приросли к земле. Может, он и хотел уйти, но не мог, стоял и смотрел. Полосы сплетались в зыбкий кокон, внутри он жил, как будто наполненный табачным дымом, становился то более ярким, то снова тускнел, тогда в нем угадывалась белая человеческая фигура. Порыв ветра, и стены кокона разлетелись в стороны рваными клочьями туманных полос, сползли вниз на воду, а над ними виллиса, точно такая, как в балете. В молочно-голубоватых клубах тумана под шопенкой не видно ножек, но Сергей был уверен, что она босая. И плывет над водой прямо к нему, руки тянет, смеется, а глаза мертвые, смотрят мимо. Сергей не помнил, чтобы когда-нибудь так пугался. Страх парализовал его тело, по спине пополз холодный пот, сердце забилось болезненно часто. И не вдохнуть, как будто виллиса дотянулась и цепкими длинными пальцами схватила его за горло.

Ветер налетел сильнее, раздул туман… Сергей потер глаза, посмотрел на пруд и ничего не увидел. Тени от ветвей и мха шевелились под ногами. Стало зябко, сырость полезла под одежду, захотелось поскорее оказаться дома. Усилием воли Сергей с трудом заставил себя не бежать, идти спокойно в гостевой флигель, а не обратно в замок.

В домике для гостей он зажег свет во всех комнатах, прошел на кухню, сварил кофе, там же на кухонном столе расположился с ноутбуком. За ужином они с Викторией говорили об участии Кэтрин и Сергея в каком-нибудь серьезном балетном конкурсе. Заявки можно было подать на три, Катя не хотела ехать ни на один. Она жила только Жизелью.

Тем не менее Сергей открыл информацию по конкурсу, Вика была права — победа сыграла бы на повышение интереса к спектаклю. Про них уже писали и говорили, Макс времени даром не терял, он развернул мощную кампанию по рекламе Новых Русских Сезонов. Главным событием должна была стать премьера, и оставалось до нее полтора месяца. Вполне достаточно для того, чтобы собрать рядовой спектакль, но реставрировать первую из сохранившихся редакций? Конечно, больше времени потребуют декорации, но и в хореографии за сто лет с того времени, как «Жизель» Фокина и Бенуа покорила Париж и Лондон, изменилось многое, поколения танцовщиков добавляли, убавляли, видоизменяли. Десятки вариантов пантомимы, вставные номера. Макс задумал очистить спектакль от всего этого, но как? Да, у них в руках есть уникальная партитура с подробными пометками, сделанными со слов Анны Павловой. Если это не подделка. Сергей больше склонялся к тому, что им придется воссоздавать легенду, основываясь на собственном вИдении. Раритетными будут декорации, костюмы, а Жизель и Альберт — живыми, сегодняшними. Хореография не связанная с жизнью — мертва, им же предстояло рассказать историю о Мертвой Невесте живым языком человеческой души.

В соседней комнате послышался характерный дробный стук пуантов по паркету, кто-то перебежал из угла в угол па-де-бурре. Одновременно застучали в окно — настойчиво, часто, в две, три руки, или сколько их там? Сергея звали по имени, но в дом войти не могли, от этого сердились. Он слышал беззвучные крики, визг, смех… внутри головы, казалось, она разорвется от этого! Надо встать и посмотреть в окно, прогнать их. Но страшно, страшно… Сергея передернуло от страха и он наконец проснулся.

Увидел перед собой открытый ноутбук, чашку с недопитым кофе, рядом бутылку с коньяком. Значит, все, что было на пруду, страшная виллиса — приснилось. Странно только, почему же он не помнит, как пришел домой от пруда?

Времени было четыре утра. Сергей встал, выплеснул холодный кофе в раковину и щедро налил в чашку коньяка. Погасить свет и лечь нормально в постель — вот что он должен сделать. При свете нормально выспаться невозможно. Что за страхи дурацкие? Жил он один в квартире, когда с Максом поссорился. Кошмарами не мучился, правда, тогда и с Кэтрин не танцевал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На следующий день Сергей пришел на репетицию с тяжелой головой и слабостью во всем теле. Кэтрин заметила это, остановилась на середине адажио, стала щупать ему лоб.

— Сережа, ты в порядке? У тебя температура, кажется.

— Да нет у меня ничего, — отмахнулся он, — коньяку вчера перебрал. Руки-ноги не шевелятся.

— Ты пил? Зачем?

— Да не знаю! Устал… Давай отдохнем.

— Давай, — она махнула Стасику, — перерыв, — и села у стены на пол.

— Нет, пошли к Виктусе, там, наверно, уже Макс приехал, он сегодня в Питер улетает по делам.

— А я не знала. Зачем ему в Питер? — Она и не думала вставать, не спеша развязывала ленты балетных туфель.

— У него кроме «Жизели» дела есть, не может он все время в Голландии жить.

— А ты?

Сергей сдался, он сел рядом с Кэтрин, прислонился к стене.

— И мне надо бы. С квартиры съехать, другую присмотреть.

— Зачем тебе? От Алекс прячешься?

— Нет! — вдруг неожиданно громко и раздраженно отрезал он. — И перестань говорить со мной о ней!

— Так ты ее любишь?

— Кэт, прошу тебя! Я серьезно обижусь.

— Да ладно тебе, Серж, врать не надо, сам-то хочешь поговорить. Я вижу, как ты смотришь на меня и задумываешься, бывает, не слышишь, что я тебе говорю. — Она стянула с ног каски, пошевелила пальцами, на белых носках Сергей увидел кровь.

— Стерла! И молчишь…

— Мне не больно, я не очень к боли чувствительна. Это ты танцевать не можешь, а мне нормально, я привыкла уже.

— Идем все-таки к Вике, мне надо Максу про квартиру сказать, а ты на таких пальцах если будешь репетировать — к премьере станешь инвалидом!

— Ну, хорошо, хорошо… А что ты мной командуешь? Я тебе не невеста.

— Ты мне партнерша. Стасик, на сегодня все, если хочешь, идем с нами в столовую. — Сергей поднялся, пошел к роялю.

Станислав сосредоточенно собирал ноты. За месяц он так и не привык к бесконечным пререканиям Сергея и Кэтрин на репетициях. Не спорили они только когда танцевали, зато в перерывах отводили душу. Потому он старался уходить или делать вид, что очень занят.