— Мастер, я заклинаю тебя, брось рукопись в печку. В твоей истории слишком много боли. Твой роман мешает осуществлению альтернативной истории. Миру не нужна тво я правда и твои свидетельства!

— Прошу тебя, уничтожь мои фотографии! Моя неспокойная совесть слышит, как ты над ними колдуешь, как ты показываешь их своим друзьям. Отпусти меня!

— Сжечь! Сжечь! Сжечь!

Но Наблюдатель знает, что огонь освобождает темную энергию разбегания, освобождая нас от нашего прошлого, от настоящего и лишает нас будущего. Ибо освобожденная нами темная энергия идет в нас, и у нас внутри начнется то же самое. Каждая клетка будет требовать огня, чтобы сжечь память о том, что она смертна и о том, что она в вечном долгу у своих соседей. Это, правда, будет потом, но обязательно будет.

Будет, если Наблюдатель не предотвратит это. И он свидетельствует, ходит, смотрит и свидетельствует. Свидетельствует, что была любовь, была смерть, было рождение, была ненависть, была боль, были победы и поражения, был обман и был восторг! И до тех пор, пока Наблюдатель свидетельствует о том, что было, это «было» не пропадет, более того, оно сохраняет шанс на возвращение. Сохраняя прошлое, Наблюдатель решает глубоко сакральную задачу: он по кусочкам восстанавливает ту команду, которая способна породить все это прошлое.

Стороннему наблюдателю, наблюдателю, который еще только учится, может показаться, что мухи, комары и бабочки летят на костер по собственной глупости. Оказывается, ничего подобного. Они летят только для того, чтобы их увидели. В темноте они никому не видны. Им надо, чтобы их хоть кто-нибудь увидел, хотя бы, как они горят. В этот момент они — зрелище для всех способных видеть.

Зрелище, оно только на первый взгляд зрелище, на самом деле, это всегда команда на изменение поведения!

Если же этих зрелищ никто никогда даже не увидит, то зачем их создатели рождались и жили? С потерей смысла, как зрелища, они теряют свое предназначение, как управляющих команд этим миром, как управителей. Уйдя из разряда управителей, они, одновременно, перестают быть и наблюдателями — умершие себя не наблюдают. В жизни это именно так.

И чтобы не исчезнуть в бездне просто так, они держат друг друга за руки, даже не подозревая о том, насколько это для них важно. Держатся инстинктивно. Как и все живое. Ибо они друг для друга всё: и еда, и тепло, и наслаждение, и боль, и защита, и опасность.

Стоит разжать руки, и тебя нет.

И сразу нет размазанной по лобовому стеклу автомобиля бабочки, не успевшей вырваться из под захватившего ее ветра. А может быть, ее и не было никогда? А лет через сто — точно не было!

Но летящая бабочка, будучи размазанной по стеклу, переходит из наблюдаемого объекта в разряд управляющей команды.

Она становится командой на изменение поведения, но только будучи размазанной по стеклу! И она, возможно, даже на уровне инстинктов, стремится к этому. Сама стремится к этому! Стремится стать размазанной по стеклу.

А бабочка, оставшаяся в тени, так и останется бабочкой в тени, которая, может быть, была, а, может быть, и не была. Она не смогла стать ничем: ни нулем, ни единицей. Она осталась ничем, не успев за свою жизнь стать зрелищем, несущим в себе команду для способных исполнить.

Молодой человек автоматически крутил баранку, думая о любимой. И когда он о ней думал, время текло очень быстро. Чем больше он думал о ней, тем незаметнее и незначимее были все препятствия на пути.

Он называл ее бабочкой. Ибо она порхала в его мире, подобно бабочке. Она безумно радовалась удачным подаркам, она всегда опаздывала на свидания, ибо разве может бабочка противиться ветру? Но бабочка, как и все живое, может либо умереть, либо стать командой для рождения чего-то более великого.

И она стала этой командой, разбившись о лобовое стекло автомобиля.

В этом мистическом акте человек увидел знак того, что именно для него, после встречи бабочки с ветровым стеклом автомобиля, все смыслы закончились.

А, может быть, перестали существовать одни смыслы и появились другие? Поэтому-то он и стал искать в своем прошлом именно тот взмах крыла бабочки, который позволяет выбрать альтернативный мир. Ибо, как утверждают отдельные авторы-славяноведы, у славян с образом бабочки связаны представления о душе, о смерти и образе самой Смерти; смерти данного мира и конкретного человека.

Можно без всякого преувеличения сказать, что вся наша жизнь измеряется зрелищами, в качестве которых выступают другие люди, природа и мы сами, кривляющиеся перед зеркалом. Именно в ходе демонстрации друг другу друг друга мы приобретаем друзей, врагов, любимых, привычки, болезни и т. п. Короче, что-то, да приобретаем. Причем, иногда происшедший контакт имеет хоть какое-то продолжение, а иногда нет. Почему?

Как утверждают законы химии, случайное наблюдение переходит во взаимодействие тогда и только тогда, когда уровень притязаний соответствует нашему представлению об объекте взаимодействия. Но, как известно, любое представление — условно и зависит от наших знаний и желаний, т. е. от того, чего мы ждем, от того, что хотели увидеть, от соответствия наблюдаемого ожидаемому.

Для управления процессами взаимодействия, через изменение уровня притязаний, природа придумала такие элементы, как катализаторы и ингибиторы. Первые понижают наши требования и тем самым активизируют процесс взаимодействия. В результате, исчезают некрасивые женщины и глупые мужчины. Все становятся невероятно привлекательными друг для друга.

Ингибиторы, наоборот, повышают наши требования. А в этой ситуации порой даже блистающая умом королева красоты, только что возвратившаяся с южных островов, представляется всего на всего бледной самочкой, которая лопочет прописные истины.

И в зависимости от того, чего в людях больше на данный момент катализаторов или ингибиторов, взаимодействие либо происходит, либо нет. А эти толкатели живут вокруг нас и в нас. Раньше они были, в основном, в забродившем соке, в спорах ядовитых грибов, в чересчур жарких солнечных лучах, в холодном северном ветре. Сегодня они вселились даже в незазвеневший будильник, в неуслышанный визг тормозов, в задержанный в аэропорту рейс.

Таким образом, через управление уровнем катализаторов и ингибиторов физический мир осуществляет управление Наблюдателем.

Да не видел он, что лед на реке уже подтаял, да и не помнит он, что с ним было после съеденного мухомора!

Катализаторы и ингибиторы — эти «толкатели» — не уходят от Наблюдателя никогда. Они всегда с ним. Более того, сегодня человек уже сам научился управлять себе подобными именно через управление уровнем катализаторов и ингибиторов.

Но это управление мы пока еще относим к управлению физического контура.

Вот так и стоит Наблюдатель на распутье, не подозревая, что стоит ветру подтолкнуть его, и он пойдет направо, стоит солнышку поманить — налево, а если вообще не успел продрать глаза, то, не увидев других дорог, он просто пойдет прямо. Вот так и идет наш Наблюдатель. И все с ним происходит, как в известной истории про ветер и солнце, которые на спор решили раздеть девушку. Ветер попытался сорвать с нее шапочку и шаль, но она только крепче закутывалась. Но как только припекло солнышко, дама сама сбросила с себя одежду. Так что физический мир решает задачу раздевания женщины столь же успешно, как и любимый мужчина: теплом и лаской.