подошла и глянула сквозь щель почтового ящика. На лестнице стоял незнакомый молодой человек.

— Цветы из магазина по заказу, — произнес он на ломаном английском.

Цветы? Возможно, мама что-то заказала, не предупредив нас. Я уже собралась отворить дверь, но Мария-Альба, вновь вооружившись кочергой, подошла поближе.

Как только я высунулась на улицу, мне в нос тут же сунули не только букет, но и микрофон. Со всех сторон посыпались вопросы: что я думаю по поводу ареста, считаю ли отца виновным, какова моя реакция на выдвинутые против него обвинения и так далее.

Наглому юнцу повезло. Мне не давали закрыть дверь.

— Подождите, мисс, секунду, ответьте, прошу вас… — кричали они все вместе. Но тут вмешался Рональд — он оттолкнул от двери незваных гостей.

— Пошли все вон, вон! — крикнул он, отцепляя особенно назойливых репортеров от ручки. Наконец нам с трудом удалось от них избавиться и запереться. Для надежности я еще навесила на дверь цепочку.

— Шакалы, гады, мерзавцы! — пробормотал Ронни. — Молодые бессовестные мерзавцы. Они даже не сознают, до чего отвратительны и вульгарны.

— Идемте, я угощу вас кофе, — пригласила я его.

— Благодарю, Хэрриет, но меня такси ждет на улице. — Он кивнул мне с виноватым видом.

— Что нам теперь делать с этими цветами? — спросила Мария-Альба. — Все вазы уже заняты.

— Дом становится похож на склеп, — не выдержала я, — кругом одни букеты, на другом букете тоже открытка: «Дорогой Клариссе от Джереми. Никогда не забуду». Господи, какой ужас! Такое впечатление, что все всерьез верят, будто отец совершил убийство, и его жизнь теперь кончена. Отлично, я их отнесу Лавди для его компостной ямы.

— Подумать только, сколько стоили эти орхидеи… — скорбно заметил Рональд.

Мы с сестрами постоянно подшучивали над ним из-за его бережливости.

Он никогда никого не приглашал к себе, но всегда первым приходил на вечеринки и уходил в числе последних. К тому же бывало, что он прихватывал с собой бутылку виски или рома, остававшиеся от праздника. Однажды исчезли даже мыло и полотенце. Мой отец был настолько изумлен, что не нашелся, что сказать по этому поводу. У Ронни была неплохая карьера в театре, а в кино он заработал столько, что на жизнь ему должно было хватать. Приключения и опасности внушали ему страх, особенно опасался он нищеты. И мой отец, смеясь, время от времени спрашивал его, что может добавить огня в его скучную жизнь.

— Это вы, Рональд? — донесся голос матери. Она спускалась по лестнице в леопардовом пальто, и я заметила, что она взяла с собой дорожную сумку. — Что это с вами случилось — вы попали в аварию? — спросила она равнодушным тоном.

— Я выехал сразу, как только вы позвонили. — Рональд вздохнул немного обиженно. Затем поправил галстук и гордо поднял голову. — Боже мой, как вы восхитительны, дорогая Кларисса! — Он поклонился и простер руку с изяществом профессионального актера.

— Эта маска не обманула бы даже слепого, — ответила мама презрительно. — Трудно даже представить, что вы и вправду думаете то, что говорите.

Я с интересом рассматривала замысловатые завитки волос, скрывавшие кончики ушей Ронни. Он давно уже носил специальный парик.

— Вы вольны не верить в мой искренний восторг, но от этого он не нисколько не уменьшается.

— Вы, я вижу, растолстели, — добавила мама, посмотрев на его живот. — Вам бы следовало обратиться в новую клинику на Братон-стрит. У них разработаны специальные диеты и всякие рецепты для похудания, препараты, приготовленные из корней горных растений, тибетские настойки, предлагается даже удаление жира хирургическим путем.

— Знаю я эти клиники с их рецептами, — пробормотал Рональд, — корни растений! Терпеть не могу эти чертовы травы.

— Если вы ничем не заняты и в хорошем настроении, то я прошу вас пойти со мной.

— Куда ты идешь? — спросила я.

— Я как раз иду в клинику, на консультацию к пластическому хирургу. Мне сказали, что мистер Моффэт-Райм отличный специалист и может сделать как раз то, что мне нужно. Я хочу убрать морщины вот тут.

Она прижала пальцы к скулам. Косметические операции были для моей матери экстремальным видом развлечений.

— А как же папа?

— Я уже буду в порядке к тому времени, когда его освободят. Это все очень быстро… — Она улыбнулась, словно уже успела позабыть обо всех своих страданиях накануне вечером.

— Ты не хочешь увидеться с ним? Он был очень расстроен, что ты вчера не приехала.

Она посмотрела на меня с укором:

— Хэрриет, я уже заметила твою тенденцию драматизировать события. Это не делает тебе чести, сентиментальность недалека от вульгарности — не забывай об этом. — Она поправила прическу перед зеркалом. — Я не Марина Марлоу, которой все равно, чем привлекать к себе внимание публики.

Это замечание могло означать только одно — Марина Марлоу, исполнительница роли Реганы в «Короле Лире», была еще одной пассией моего отца.

— Я вернусь через неделю. Корделия, детка, пока… — мама поцеловала мою сестру.

Еще раз оглядев себя с ног до головы в зеркало, они открыли дверь и вышли на улицу.

— Слава Богу, все кончилось! — пробормотала Мария-Альба. — Помоги мне, Пресвятая Дева, все в руках Всевышнего… Никогда не знаешь, что с тобой случится…

Она покачала головой и, взяв кочергу, отправилась на кухню.

Разыскав Марка-Антония, я отнесла его вниз и выпустила в сад. Теперь мне следовало попытаться хоть как-нибудь утешить Офелию.

Ни на стук в дверь, ни на просьбы ответить я не услыхала ни звука. Тогда я заглянула в замочную скважину. Если бы я хоть на йоту могла бы поверить, что она любила Креспена, то, вероятно, сочла бы ее скорбь достойной сострадания. Она лежала на постели, бледная и неподвижная.

— Дрянь, дрянь, дерьмо! — громко выкрикнула она, вдруг подняв голову, — вероятно, в эту минуту она думала о Генриетте Слоттс в роли будущей виконтессы Соуп.

Пока я подглядывала в замочную скважину, из сада донесся странный шум, и Марк-Антоний стрелой промчался мимо меня в мансарду. Я глянула вниз и увидела у лестницы Брона, удерживающего обеими руками на поводке бело-рыжую собаку. Она отчаянно лаяла, не слушая криков Брона, и пыталась сорваться с привязи.

— Тише, тише! Кто этот гость? — крикнула я сверху брату и тут же побежала вниз. Как только я оказалась на последней ступеньке, собака встала на задние лапы и принялась лизать мне руки, выражая свою симпатию.

— Он хороший. Не бойся. Это Дерек.

— Дерек? Бедняжка. Где-то я уже слышала это имя.

— Можешь звать его как захочешь. Но откликается он на Дерека, если, конечно, немного успокоится.

— А почему я вообще должна его как-то звать? — У меня мгновенно зародились