Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На балконе, где утро ткало зыбкие тени, лежал обнаженный человек. Его руки, обхватившие шею, не могли скрыть опоясывавшего ее глубокого пореза. Он свернулся в клубок, безуспешно пытаясь не дать жизни покинуть его тело вместе с вытекшей из раны кровью. Темно-красная лужа растекалась из-под трупа по беломраморным плитам пола.
Прислонившись к перилам, одной ногой в луже крови неподвижно стояла старая женщина. Ее лицо казалось бесчувственным, широко раскрытые глаза смотрели в пустоту. Она не удостоила вошедшего мандарина даже взглядом, и начальник полиции Ки поспешил объяснить ему вполголоса:
— Я попрошу вас не обижаться, господин судья. Графиня Дьем, должно быть, не совсем в себе от пережитого ужаса. О смерти мужа ей сообщил разбудивший ее слуга. По его словам, она не торопясь отправилась в комнату убитого, мельком взглянула на тело, но с тех пор не произнесла ни слова. А поскольку ей почти столько же лет, сколько было ее супругу, понятно, как на нее могло подействовать подобное зрелище.
Мандарин внимательно посмотрел на безучастно стоявшую старую женщину — освещенный со спины призрак, — и ему показалось, что под неподвижностью черт и хрупкостью фигуры он разглядел признаки былой красоты. Она стояла над окоченевшим телом своего мужа, и мандарин спрашивал себя, какую же жизнь прожила она рядом с этим человеком, чьей кровью теперь испачкана ее обувь.
Но его размышления были прерваны раздавшимся на лестнице громким голосом:
— Проведите меня к нему! Да живо, иначе он вас зажарит!
В вестибюле послышались торопливые шаги и шорох платья, приподнимаемого нетерпеливой рукой. В комнату влетел слуга, которому, судя по всему, чья-то нога ловко сообщила ускорение. Мандарин Тан обернулся к двери, которую скрывал теперь человек внушительного роста. Разглядывая его гневное лицо, он отметил чувственный рот и дугообразные брови, нависавшие наподобие веточек мелиссы над тяжелыми веками. Округлые бедра человека очертаниями напоминали колокол. Пришелец остановился прямо перед судьей и смущенно поклонился.
— Господин судья! Я не знал, что вы здесь… Прошу извинить мое столь неучтивое вторжение, но я только что узнал о смерти своего брата, графа Дьема, — произнес он медоточивым голосом.
Мандарин обратил вопрошающий взгляд на начальника полиции, и тот, прокашлявшись, поспешил разъяснить:
— Мандарин Тан, как только было обнаружено тело, мы сообщили об этом скопцу Доброхоту как брату погибшего.
— Какой трагический конец для такого человека! — воскликнул скопец, опускаясь на колени перед телом, но не касаясь его. — Подумать только: прожить такую бурную жизнь и так кончить — спрятав голову под руку, совершенно голым!
Подняв голову, он вдруг заметил вдову, по-прежнему молчаливую и отсутствующую.
— Ах, сестрица, кажется, это испытание так же тяжело для вас, как для меня! Постарайтесь позабыть о печали и давайте разберемся, что же нам остается после ухода графа!
Ученый Динь, который стоял неподалеку, прислонившись к шкафчику, инкрустированному перламутром, не мог не отметить беззастенчивости этого предложения. Казалось, смерть графа вызывает у его брата не больше сожаления, чем у его вдовы. Что же он был за человек, если оставил после себя такое безразличие? Он взглянул на мандарина Тана, по-прежнему не проронившего ни слова, и покачал головой.
Позабыв о тех, кто сгрудился вокруг трупа, мандарин не сводил глаз с существа, появившегося из-за массивной спины скопца. Динь слишком хорошо знал своего друга, чтобы не заметить смятения, вызванного в нем появлением этой хрупкой фигурки с гибким станом и изящной шейкой. Белая, как первый снег, кожа на скулах была чуть тронута пудрой, а неяркий кармин губ навевал мысли о лепестках пиона в дождливый вечер. Гребни в волосах, искусно уложенных в свободный узел, были украшены подвесными жемчужинами, напоминавшими капли росы. Мандарин, столь чувствительный к классической красоте женщин своей страны, был явно покорен, и Динь не сомневался, что эта встреча породит немало страстных стихов, по части которых у его друга был недюжинный талант.
Но тут удивленный молчанием мандарина скопец Доброхот обернулся и, увидев молодую женщину в сером, украшенном хризантемами платье, без обиняков выпалил:
— А, господин судья, это — Стрекоза, моя жена.
Мандарин Тан смущенно заморгал, а Динь улыбнулся про себя.
— Счастлив познакомиться с вами, госпожа Стрекоза. Однако вам вовсе не обязательно присутствовать в этом месте, омраченном жестоким преступлением, — сказал судья, взяв себя в руки.
На что изящное создание ответило голосом легче ветерка:
— Простите мне мою дерзость, господин судья, но мне надо утешить сноху.
С этими словами она подошла к потерянной графине и встала рядом с ней. Старая женщина едва ли заметила это, а в это время подол ее платья окрашивался кровью ее супруга.
— Все это очень хорошо, — снова заговорил скопец Доброхот, — но мне хотелось бы знать, есть ли уже подозреваемый, которого можно будет казнить, не откладывая дела в долгий ящик. Нельзя позволять убийцам разгуливать на свободе и сеять панику в нашем городе.
Мандарин Тан ледяным тоном ответил:
— Чтобы назвать виновного, нам нужны доказательства. Господин Ки, ваши стражники обнаружили следы взлома?
— Нет, господин судья. Как я вам уже докладывал, дверь комнаты была закрыта на замок — пусть даже этот замок больше похож на украшение, чем на средство защиты, — и вы сами видите, на какой высоте находится балкон. Я лично обследовал перила и не обнаружил ни малейшего следа применения каких-либо крючьев.
Пощелкивая фалангами толстых пальцев, скопец Доброхот возобновил попытку.
— Нет, но вы только посмотрите на эту чудовищную рану! Яснее ясного, что для того, чтобы нанести ее, понадобилось подойти вплотную.
— А как убийце удалось улететь отсюда? — пробормотал мандарин Тан, обходя вокруг мертвого тела. — Господин Доброхот, кто-нибудь из знакомых вашего брата мог быть заинтересован в его смерти?
Скопец хмыкнул и потер шею.
— Честно говоря, мандарин Тан, враги у брата были, не без того. Он ведь был гуляка и большой распутник… Его проделки не могли не иметь пагубных последствий: обманутые мужья, поруганные женщины — и не перечесть, сколько их было. При этом надо сказать, что женат он был на женщине благородной и безукоризненной во всех отношениях, — поспешил он прибавить, глядя на графиню.
Погруженная в мрачное молчание графиня, казалось, не слышала разговора, рассеянно вычерчивая на полу узоры испачканной в крови ногой.
— Графиня Дьем достойна самого высокого уважения, за то что, несмотря на все блудни графа, оставалась рядом с ним, — стыдливо опустив глаза, высказала нежным голоском свое мнение госпожа Стрекоза.
— Место женщины — рядом с мужем! — отрезал скопец. — Поскольку убийство это совершено с особой жестокостью, я полагаю, вы пустите в ход все средства, чтобы как можно скорее найти и наказать виновного, не так ли, мандарин Тан? Человек моего положения не потерпит, чтобы его роду было нанесено подобное оскорбление!