Эр помолчал. Потом поднял глаза и спокойно спросил:

— Чего ты боишься, Дэл?

— Я тебе не Дэл, а Мертвая Голова! И я ничего не боюсь! — взвился ликвидатор.

— Ты видишь во мне свое возможное будущее? — продолжал Эр, не обратив внимания на выкрик, — Тебе больно от этого зрелища? И противно?… Но тебе нечего бояться. У тебя нет ни единого стабилизатора.

— Не боюсь я! — упрямо повторил Дэл, мотнув головой, — Просто… просто…

Эр терпеливо ждал. Дэл проговорил:

— Я думал, ты просто строптивая сучка. Но ты не такой.

Эр почти улыбнулся. Дэл не сказал «но я ошибся». Он никогда этого не скажет. Дэл, тем временем, продолжал:

— Не нужно было привозить тебя сюда…

Он не скажет «это было моей ошибкой».

— Надо было застрелить еще в Притоне, — помолчав, Дэл прорычал, — Черт… Чтобы ты умер как подзаборная шавка? Нет уж.

Он поднял лицо. Глаза были надежно спрятаны за непроницаемым стеклом жизнерадостного солнечного цвета, но Эр видел сквозь это стекло призрак ониксовых глаз.

— Значит, так, — заговори Дэл четким и не терпящим никаких возражений тоном, — С этого дня ты бросишь наркоту и не будешь спать с клиентами…

— Тогда Папа лишит меня Топлива, — вставил было Эр, но ликвидатор перебил его:

— Плевать на Папу! Я дам тебе Топлива. Первое время. А потом найду способ тебя вылечить от зависимости…

Эр горько, коротко расхохотался.

— Это невозможно!

— Возможно! — отчеканил Дэл, — Блисаргон сидел на Топливе восемь лет. Обычно умирают на шестом году. И ничего — как видишь, жив! Хоть и не вполне здоров. Зато место из-под удаленного легкого с успехом приспособил под магазин с разными типами боеприпасов к своей левой «руке». Не плохо устроился, правда?

— Это единичный случай… — начал было Эр. Но внутри тоскливо заныла, как старая рана, робкая надежда.

— Далеко не единичный! Я выясню, каким образом ему удалось избавиться от зависимости… И помогу тебе…

— Почему? — Эр смотрел на ликвидатора, пока тот не отвернулся.

— Потому что ты солдат. Как я.

Дэл замер. Ему показалось, что это звучит слишком сентиментально. Он совсем уж собрался отпустить какую-нибудь сальную шутку вдогонку, вроде «А еще потому, что ты классно трахаешься». Но промолчал. То, что сказано — есть суть. Они оба — солдаты. Что бы ни произошло в жизни Эра, он все тот же ликвидатор. Просто переживающий трудные времена.

Дэл вышел из комнаты, не улыбнувшись и не попрощавшись. Эр проводил его взглядом и медленно притянул к себе ворох своей прохладной виниловой одежды.

На следующий день стало известно о реформах относительно Топлива. И еще через пару дней Мертвая Голова угнал и спрятал в трущобах мегаполиса два грузовика с нелегальным Топливом, получив информацию о перевозке от пришедшего на помощь и поклявшегося молчать Диджа.

Этого должно хватить Эру на всю оставшуюся жизнь, даже если вылечить от зависимости его не удастся. Но Дэл не намерен был сдаваться.

В просторных апартаментах Канцлера, аскетических с виду, но несущих отпечаток сдержанной стильной роскоши, почти никогда не бывало светло. Канцлер ненавидел яркий свет, с которым приходилось считаться на официальных приемах и деловых встречах, потому он предпочитал множество приглушенных бра на стенах, создававших в помещении золотистый полумрак. Иногда, в порыве приступа эстетического голода, он приказывал зажечь сотни свечей. Велиар это особенно любил.

Сейчас, лежа на спине в своей широкой постели и придерживая крепкими ладонями гибкую талию своего любовника, Канцлер чуть улыбался, глядя на него.

Отец, покойный Император преподнес своему сыну великолепный подарок, женившись много лет назад на матери Велиара. По закону они теперь считались братьями. Но сама природа отрицала этот факт: они были непохожи друг на друга, как небо и земля, как огонь и вода, как черное и белое. В сущности, они и правда были «черным» и «белым»: Канцлер — высокий сухопарый блондин с зелеными глазами, а Принц Велиар — миниатюрный брюнет с бархатистой смуглой кожей и темными глазами.

Они стали любовниками в день совершеннолетия Принца, и с тех пор почти не расставались. Велиар стал инициатором связи с «родным братом», соблазняя умело, грациозно и настойчиво, виртуозно создавая иллюзию того, что он тут вовсе ни при чем. Он пускал в себя, но при этом всегда оставался сверху, оседлав узкие бедра Канцлера и упираясь горячими мягкими ладонями в его плечи. Канцлер часто думал о том, что это прекрасное создание когда-нибудь может выхватить из-под простыни припасенный заранее нож и с легкостью перерезать ему горло в момент высшего наслаждения — не за что-то, а просто так. И Канцлер ловил себя на мысли, что не отказался бы от подобной смерти. Но Велиар, достигнув оргазма, во время которого замирал и хмурился, как от боли, всего лишь ложился рядом, сворачиваясь клубком под горячим жестким боком сводного брата, и, лениво поглаживая того по груди, постепенно засыпал.

Как и подобает главе государства, Канцлер был женат и даже имел нескольких сыновей. Чего и настоятельно советовал своему младшему «брату». Но Велиар упорно сохранял холостое положение, с кошачьей наглостью и непринужденностью нарушая принятые в обществе моральные нормы и подчас даже законы. Он любил только мужчин. Причем, питал особую слабость к тем из них, кто из-за большого количества электроники и сплавов в теле уже не мог считаться человеком в полной мере.

Для чего Принц спал с ним, Канцлер не мог понять — Велиар не слишком-то рвался к власти, скорее даже напротив, поэтому связь со старшим братом не использовал для «карьерного продвижения» и уж тем более не пытался узурпировать его положение.

А может быть, подобными «подачками» он пытался отвлечь Канцлера от того факта, что подобное поведение — постоянные интрижки с киборгами — не делает чести ни самому Принцу, ни всей семье.

Сегодня Велиар отдавался особенно страстно и самозабвенно. Он запрокидывал голову, и его длинные черные волосы рассыпались по плечам и спине, стонал в голос, хотя их могли услышать. Наверняка опять влюблен в какое-нибудь ведро с гайками, и сейчас представляет, что он с ним, с безвестным ликвидатором или даже простым рабочим киборгом.

Крепкие ладони Канцлера стискивали чуть дрожащие напряженные бедра, жесткие пальцы вдавливались в кожу. Велиар коротко вскрикивал, прогибая спину и царапая плечи брата. Когда его горячая белесая сперма плеснула на голый плоский живот Канцлера, он охнул, хотя редко когда позволял себе издавать звуки во время соития. Велиар плавно опустился рядом, все еще не открывая глаз, тяжело дыша и чуть заметно улыбаясь. Мягкие пальцы скользили по гладкой безволосой груди любовника. Канцлер некоторое время не нарушал золотистой натянутой тишины. Но потом спросил:

— А как его зовут?