Подошел к Надие и сел рядом.

– Очень мне не хотелось бы свернуть тебе шею, черномазая, – сказал он. – Ты одна стоишь столько, сколько весь остальной караван.

– Да ты сам быстрей сдохнешь на этой дороге, чем я.

– Да, я заметил, черная. Похоже, что ты всю свою жизнь ничего не делала, кроме как ходила, бегала и прыгала, но все равно у тебя оставалось время, чтобы учиться и изучать языки… Да, ты – редкая штучка. Никогда не встречал таких, как ты. И был бы я на двадцать лет помоложе – никогда бы не продал тебя шейху. Оставил бы себе… – он снял свой большой тюрбан и принялся пальцами вылавливать вшей, щелкая их между ногтями. – Но я старею и начинаю уставать, хочу оставить это дело – скакать из одной части Африки в другую… Может обоснуюсь в Суакине и буду продавать жемчуг пилигримам, идущим в Мекку… Там в спокойствии и тишине проведу старость, любуясь Красным морем и окруженный внуками.

– Ценой скольких жизней?.. Скольких мужчин, женщин и детей ты продал, чтобы обеспечить себе спокойную старость?

Сулейман Р.Ораб неопределенно пожал плечами и продолжил давить вшей, и даже не поднял головы, чтобы ответить.

– Слушай, черная, все мы были когда–то рабами… пророк Магомет, да благословенно будет его имя, никогда не запрещал рабство, и издревле известно, что хозяин может делать со своим рабом все, что ему захочется…

– Магомет никогда не одобрял рабства, и про это нет ни одного слова в Коране…

– Но и против также нет ничего, и это я понимаю, как одобрение.

Он отошел в строну и начал с жадностью поедать остатки газели, подстреленной Амином днем ранее, молча бросая обглоданные кости рабам, что с жадностью набрасывались на них, выискивая крохи оставшегося мяса или шкуры.

Охранник роздал каждому по пригоршне проса, прямо в сложенные руки, без какой либо посуды, и все принялись торопливо есть, потому что если кто–то замешкается – сосед обязательно отберет оставшуюся часть рациона.

Наконец каждому налили по глотку воды из бурдюка грязного и вонючего. На этом прием пищи закончился и это был дневной рацион.

Поев, каждый улегся на землю, где и сидел, и ел недавно, в надежде немного поспать перед новым переходом.

На ночном африканском небе засияли бесчисленные звезды. Узенький, словно серп, месяц робко поднялся над горизонтом и Амин поднялся на ноги.

Можно было подумать, что тот тощий, жилистый, с узловатыми конечностями негр не знал покоя, никогда не спал, не уставал, не чувствовал ни голода, ни жажды. Он был не просто разведчик и проводник, выискивавший новых жертв и предупреждавший об опасности, шедший всегда впереди, на полчаса раньше, чем сам караван, но также он всегда брался за самую тяжелую работу, каждый раз выходил в ночной дозор, при помощи длинного лука и прочных стрел добывал дичь, и еще у него оставались силы и время, чтобы под утро удовлетворить свои сексуальные аппетиты среди рабов.

С того самого дня, как суданец высек его, он старался не приближаться к Надие, но она постоянно чувствовала на себе взгляд его злых глаз, что словно ощупывали и раздевали ее, глаз, про которые некоторые утверждали, будто он никогда не закрывает: ни днем, ни ночью.

Даже сам Сулейман Р.Ораб начинал нервничать в его присутствии и однажды Надия подслушала, как он признался одному из своих людей, тощему ливийцу по имени Абдул:

– Однажды нам придется прикончить этого проклятого негра… Жалко, конечно, потому что никогда я не встречал проводника лучше, чем этот, и следопыт он отличный и полезный, но если я не покончу с ним, то он покончит со мной… В этом сукине сыне какой–то черт сидит…

– Люди говорят, что когда он ночью уходит из лагеря, то превращается в зверя… Там, в Дагомеи, один колдун сделал из него «человека–леопарда»…

– Никогда не верил в эту ерунду – колдовство негров, и Магомет предостерегал нас против этого… Если увижу, что он ночью превращается в зверя, подстрелю эту тварь не задумываясь… Никакой леопард не сможет противостоять моему «Ремингтону»…

Подняли всех и двинулись в путь. Шли более трех часов, без отдыха, в изматывающем, сумасшедшем ритме, во главе колонны бесшумно двигался Амин, казалось, что в этой кромешной тьме его ведет какое–то шестое чувство.

Сулейман и его люди ругались шепотом, натыкаясь на кусты и спотыкаясь о невидимые корни, и когда кто–нибудь из рабов, запнувшись ногой, падал на землю, то следом за собой увлекал связанную с ним цепочку пленных, и почти вся колонна валилась на землю, путаясь в веревках и цепях, отчаянно размахивая руками и ногами, ругаясь и стоная, и только авторитет араба и его кнут могли поднять их с земли, он вновь выстраивал колонну и гнал всех вперед во мрак ночи.

Ничего, кроме стонов, ударов и тяжелого дыхания, не было слышно.

Самый маленький из мальчишек наконец не выдержал и без сил рухнул на землю. Связанный с остальными, его несколько метров тащили, пока ливиец не поднял его за пояс, стараясь привести в чувство:

– Идем, идем, – просил он. – Не сдавайся. До шоссе осталось совсем немного.

– Оставьте меня, – всхлипывал мальчик.

– Иди, дурак! – продолжал настаивать ливиец. – Не видишь, тебя убьют, если остановишься?..

И так они продолжали идти, пока вдруг вдалеке, разорвав ночной мрак, не появились два луча, прочертив вначале по небу и по вершине холма, а затем скользнули вниз на равнину и помчались с большой скоростью.

Вскоре, заглушая все звуки, послушался гул мощного мотора, и Сулейман приказал всем лечь на землю.

С юга, со стороны Форта Аршембо, появился свет фар другого, более легкого автомобиля. Прячась в высокой, сухой траве, рабы и охранники молча наблюдали, как лучи света двинулись на встречу друг другу.

Грузовик первым проехал рядом с ними, всего в метрах в пятидесяти, и через километр встретился с тем, что оказалось джипом, оба автомобиля разъехались и скрылись в северо–восточном направлении.

Когда, наконец, воцарилась тишина, суданец поднялся на ноги

– Вперед! Пошли, пошли! – приказал он. – Дорога еще длинная.

Колонна начала подниматься, но мальчишка остался лежать на земле не в состоянии даже пошевелиться.

Ливиец взглянул на него, отрицательно покачал головой и подошел к Сулейману.

– Этот не сможет сделать и шага, –указал он на мальчишку. – Я не могу нести его всю ночь…

– Развяжи его… – приказал суданец.

Ливиец уже собирался выполнить приказ, но Амин опередил:

– Подожди! – попросил он. – Я все сделаю… Потом догоню вас. Достаточно идти все время вперед в направлении реки…

Сулейман с отвращением посмотрел на него:

– Ты что, ни о чем другом думать не можешь?.. – спросил он. – Ну, ладно!.. Делай как хочешь…

Взмахнув рукой, он указал каравану, что нужно начинать движение, а Амин остался позади, вместе с мальчишкой, которого уже освободили от кандалов.