— Погоди, — Димка помотал головой, — как так получилось, что Натаныч знает, а отчим мой — нет?

— Так официальные-то документы только к вечеру будут, вот тогда и позвонят. Так что готовься, паря, следователь тебя обязательно вызовет.

— Чёрт, — выругался фельдшер, — твою мать.

— Её самую. Виталя-то, небось, в машине сидел?

— Ага.

— Хитрый, гадёныш. Ты бы тоже поумнел, один к телу не ходи, чем больше свидетелей, тем тебе спокойнее, сколько раз уже говорили. Герман, а ну иди сюда!

— Орать будешь — уволю, — высунулся из прозекторской Самойлов. — Увижу, что бухаешь на работе, вылетишь в два счёта, не посмотрю, что ты заслуженный. На пенсию пойдёшь, давно пора.

— Никакого авторитета, — Василич допил спирт, убрал реторту обратно в стол. — Видишь, неприятности у него. Нефёдова-то сжечь были должны, а в крематории хрень какая-то случилась, на день отложили, вот дочка и завелась евойная, мол, копайте и всё, нечего покойнику дольше времени лежать. Его и похоронили в гробе, значит, а теперича выроют. Свежий ещё. А куда его везти, как не сюда. Тебя чего вызвали-то, смена твоя в воскресенье с утра на сутки, в терапии?

— Ну да.

— Сдвинули. Короче, сюда приходишь в субботу вечером, подменишь Федю, он опять заболел до невменяемости, с полуночи у тебя травма, а потом с утра уже терапия, как положено, но до вечера. Митрошенков тебе два дежурства закроет. Так что если деваху свою куда в субботу пригласил, отбой. А теперь поехали в Девятое мая, там старуха окочурилась, Виталика нет, а я за руль не могу, — врач кивнул на стакан, — как выпью, ни-ни. Строго, ёпт. Натаныч, сколько нам полагается за старушку?

— По полтора косаря, — Герман вышел, вытирая руки полотенцем. — Участковый уже там, вас ждёт. За руль кто-то сесть должен, ну а этот деятель с тобой за компанию, чтобы глаза мне здесь не мозолил. Осмотрите, заказ получите, заберёте. И, Василич, чтобы никаких там поминок и прочей ерунды, одна нога здесь, другая тоже здесь, работы невпроворот, срезы Лямфельда будут готовы вот-вот, взглянуть надо. А то я в сомнениях.

— Слушаюсь, мой фюрер, — Чуров тяжело поднялся, — давай, холоп, готовь карету, а то барин гневается.

Когда садились в машину, Дима вспомнил, где слышал эту фамилию. У юриста, который завещание притащил, так фирма называлась.

— Василич, а Лямфельд — это кто? — спросил он.

— Да алкаш пропойный, лежит в хирургии, а что?

— Вроде слышал о нём, да не помню, где.

— Адвокатом раньше работал у бандитов, ну у братвы местной, Нефёдова того же от тюрьмы отмазывал раза три или четыре. А теперь вон, спился Семён Львович, скоро к богу своему еврейскому попадёт ответ держать, а там много всего накопилось. Ты сирену-то включи, а то едем как крадёмся.

Герман Самойлов отложил предметные стёклышки, закрыл окуляр микроскопа. Теперь все больше на компьютере обрабатывали, с цифровыми камерами, а он любил по старинке посмотреть, через хорошую немецкую оптику. Поднялся, и пошёл в хирургию. Пациенты в городской больнице лежали разные, кто-то мог позволить себе только тапочки из дома, а кто-то — отдельную палату и сиделку. Лямфельд даже тапочки не привёз, ходил в рваных носках и чужих шлёпанцах, но от этого он не переставал быть пациентом, и Самойлов относился к нему точно так же, как и к остальным.

— Чуров ещё взглянет, но похоже, нет там ничего серьёзного, — сказал он завхирургии. — А вот с печенью беда, долго не протянет.

— Сама знаю. Смотри, — она кивнула на монитор, — какой-то паренёк к нему пришёл, не от твоей жены?

— Нет, Зинка такими не занимается, город по любому заплатит. Смотри, нервничает Лямфельд, чего это с ним?

Завотделением включила звук, выбрала прикроватный микрофон.

— Я заплачу, — Лямфельд говорил тихо, но очень взволнованно, — я всё отдам, заработаю и отдам. Мне не сказали, что страховку нельзя платить при минусе, а если не предупредили, то это не моя вина. Я буду жаловаться.

— Обратитесь в суд, — паренёк встал, убирая планшет в портфель. — Вы же юрист, знаете, как это делать. Или в полицию заявление напишите. А если серьёзно, то напоминаю, ваш долг — сто сорок восемь тысяч триста пять, не закроете сами, спишем с поручителей. Прощайте, Семён Львович, девятьсот пятьдесят единиц спишутся за вызов, точнее, отразятся на балансе.

Лямфельд дёрнулся, словно пытаясь схватить парнишку за горло, но тот отошёл на шаг, равнодушно улыбаясь. А потом повернулся и вышел из палаты. Бывший адвокат закатил глаза, в уголке рта показалась пена, тело сотрясалось от судорог. Завхирургии вдавила кнопку вызова.

— Реанимацию в третью палату, срочно, — спокойно сказала она. — Мария Петровна, выясните, кто впустил в палату страхового агента, я эту сволочь своими руками задушу.

(7). Сторона 2. 18 апреля, суббота

(7). Сторона 2. 18 апреля, суббота.

Я махал метлой, сметая человеческие отходы в лавсановый мешок — одноразовых местным дворникам не полагалось. За семь дней игра успела поднадоесть, а главное, раздражала невозможностью отсюда выйти. Что я только не делал, и искал дверь с подсказкой, и пытался разные предметы не по назначению использовать, окружающая реальность с каждым разом подтверждала, что она или действительно реальная, или как симуляция сделана на фантастическом уровне.

Зато эротическая составляющая оказалась на высоте. Доктор Брумель была женщиной страстной и решительной, осмотр закончился на кушетке, и к следующему пациенту, который пришёл без четверти четыре, мы только-только закончили. Тут тело Соболева не подвело, несмотря на пожилой возраст и общее состояние, на время я даже забыл, что я — это не я, и полностью отдался процессу. Времени едва хватило, чтобы Оксана закрыла больничный.

— Ты бы в милицию обратился, — сказала она, — на боку синяк, словно тебе кто-то по селезёнке ударил. Я написала в заключении, но странно, что в больнице этого не заметили. Не помнишь, что произошло?

— Нет, как отшибло, — честно ответил я. — Да и ладно, вроде на поправку иду.

— Это мы ещё узнаем, держи, — из узкой щели в столе появился кусок бумажной ленты, — анализы в сто втором кабинете, прямо сейчас туда сходи. Заодно просветят.

— Да здоров я. Вроде и проверили, всё функционирует нормально.

— Николай Павлович, — строго сказала доктор, — здесь я врач, и я решаю, здоровы вы или нет. Будете спорить, положу в стационар. Коля, пожалуйста, сделай это ради меня.

В сто втором кабинете меня положили в настоящий аппарат МРТ, кольцо прошло от макушки до пяток за десять минут, потом облепили электродами с присосками, распечатали кардиограмму, взяли кровь из вены и заставили наполнить баночку.