не ленись записывать. На память не надейся, завтра тебе захочется сыграть по-другому. На, возьми.

Дедушка вынул из кармана брюк несколько помятых купюр и несколько монеток, положил на край инструмента.

— Зачем?

Карманные деньги на школьные завтраки ему выдавала бабушка.

— Завтра зайдешь в лавку Штеймана и купишь себе нотные тетради. Побольше. Всё записывай, ты понял?

Ошеломленный, Марик кивнул. Дедушка направился к дверям. Но, прежде чем прикрыть за собой дверь, обернулся и добавил:

— Но Баха это все не отменяет, молодой человек. И за четверку мне бы на вашем месте было очень стыдно.

Поздно вечером Марик крался на кухню за вареньем. Банку открыли накануне, и хранилась она в буфете. Сладкое полагалось только к чаю после обеда и ужина, но Марику, конечно же, хотелось варенья прямо сейчас. Если неслышно пробраться на кухню, пока все спят, и слопать пару ложечек из банки, никто ничего и не заметит. Но в коридоре Марик остановился — на кухне еще горел свет. Судя по звяканью стаканов о блюдечки, бабушка с дедом чаевничали. Марик хотел уже развернуться и уйти к себе, но услышал, о чем взрослые говорят, и задержался.

— Я не понимаю, что это за музыка, Гульнар. И откуда она в нем берется. Не наша она, не народная. И уж точно не советская. Но музыка. Самая настоящая.

— Ой, не знаю, Азад. Он совсем не похож на отца. Даже не верится, что он все-таки будет как Али. Так хотелось бы…

— Он лучше, чем Али… Как музыкант — лучше.

* * *

Идея устроить дворовый спектакль пришла, разумеется, Марику. Их класс водили в театр на спектакль по мотивам «Отверженных» Гюго. Неделю потом все мальчишки дружно играли в Гаврошей и кидались на воображаемые баррикады за свободу и справедливость. Затасканный томик «Отверженных» из школьной библиотеки ходил по рукам, но чтение второклассникам не особо давалось: роман оказался большим и сложным. То ли дело спектакль. Всем очень хотелось попасть в театр второй раз, но свободных билетов не было — все они распределялись по школам и в продажу не поступали. И Марика осенило.

— А мы свой собственный театр создадим! И еще лучше даже! Мы музыкальный театр сделаем!

— Как музыкальный?

Обсуждение происходило за другим крайне важным делом — обрыванием зеленой еще хурмы с совхозного дерева, на котором и сидели Марик, Рудик и Толя. Хурму требовалось оборвать срочно, пока она еще твердая и хрусткая, как яблоки. Глупые взрослые всегда оставляли ее на деревьях до ноября, пока не превратится в мягкий кисель. Такую хурму мальчишки ненавидели, потому, собственно, и обрывали общественную. Сторожа никто не боялся, Рудик видел, как тот шел от продмага с бутылкой водки. Он и сообщил друзьям, что лучший момент для набега на совхозный сад настал.

— Очень просто! Мы будем играть спектакль под музыку! Я напишу! — Марика уже всерьез захватила идея, он забыл про хурму и просто сидел на ветке, активно жестикулируя. — Я даже знаю, какая должна быть тема Гавроша. В мажоре, это точно. Легкая такая, хулиганская. Что-то вроде…

Он попытался насвистеть только что пришедшую в голову мелодию, отчаянно жалея, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы ее записать.

— У меня больше места в портфеле нет! — пожаловался Толик.

— Давай в мой! — Рудик подставил свой ранец, куда тут же посыпались твердые плоды. — Ну, не знаю. А где мы возьмем все необходимое? Декорации там, занавес!

— Я у бабушки покрывало возьму, оно почти как настоящий занавес! — У Марика горели глаза, он уже видел будущий спектакль и не желал замечать никаких сложностей. — Красное и бархатное! А декорации нарисуем.

— Погодите вы с декорациями! — Толик застегнул ранец, скинул его на землю и стал спускаться следом за ним. — Надо сперва роли распределить! Потому что Марик будет Гаврошем, а остальные что? Остальным неинтересно совсем. А Козетту кто сыграет? Ты, что ли, Рудик?

— Почему сразу я?

— Ну ты у нас стройный и пищишь как девчонка!

— Чего? Я тебе сейчас как дам!

Рудик вмиг слетел с дерева, Марик за ним. Но не для того, чтобы встать на защиту друга. Он шмякнулся на траву, подхватил упавшую хурму и с аппетитом ею захрустел, наблюдая, чем кончится дело.

— Я, может, Жаном Вольжаном буду, — кипятился Рудик. — А Козетту Ленка сыграет из шестого дома! Или Аглая.

— Кто? Аглая? Козетту? Смешно! Она пусть старуху Тенардье играет! Да она и не согласится еще! А Жаном Вольжаном буду я! Ишь ты, герой нашелся!

Толик действительно больше подходил для роли Вольжана — он был самый высокий и самый крупный в их компании. Щуплый Рудик на эту роль ну никак не тянул. Марик догрыз хурму: несмотря на зеленый цвет снаружи, внутри она была с шоколадными прожилками, вкусная и сочная. Выплюнул косточки аккуратно под дерево — чтобы в следующем году выросла еще одна хурма. А потом внимательно посмотрел на друзей и поинтересовался:

— А кто вам сказал, что Гаврошем буду я?

Мальчишки переглянулись.

— Ну ты же придумал про театр. Значит, и главный герой ты.

— А я, может, не хочу? Пусть Рудик играет Гавроша. А ты Вольжана.

— Но кем тогда ты будешь?

Марик загадочно улыбнулся.

— А я буду режиссером! Ну и композитором, конечно!

* * *

Театральными подмостками для них стал, конечно же, двор Семипаловых. Чьи еще родители позволили бы вытащить из дома все стулья и расставить их перед домом, на бельевых веревках натянуть бархатную скатерть, то есть простите, занавес, а из деревянных ящиков и мешков с картошкой организовать баррикады времен Французской революции? Только мама Рудика готова была пойти на такие жертвы. Тем более что обожаемому сыночку досталась главная роль. Она и репетировать им позволяла сколько угодно там же, в саду.

Репетировали почти месяц. Сначала писали сценарий, в ходе которого роман Гюго претерпел значительные изменения, а вся драматургия «Отверженных» свелась к героической миссии Гавроша. Потом Марик занялся музыкальным оформлением: он написал мелодию, под которую будет разыгрываться финальная сцена, тему трактира Тенардье, тему Козетты и — предмет его особой гордости — песенку Гавроша. Текст взяли из книги, а над музыкой Марик бился почти неделю. Ему хотелось, чтобы у песенки был характер Гавроша — независимый, дерзкий, веселый.

Проблему с музыкальным сопровождением решили очень просто. Пианино Рудика стояло вплотную к окну, выходившему во двор. И если открыть ставни, а сцену организовать поближе к дому, можно играть прямо из комнаты и зрителям будет отлично слышно. А если еще и почаще педаль форте нажимать…