– Наше дело не комментировать, а выполнять, – отсек реплику Лавренцов. – Словом, новый директор вдруг уперся. Меня-де, коллектив. Я-де, весь в интересах людей. В общем со всех сторон махровый демагог, а подступиться, подходы найти – никак!

– И ты подступился, – догадался Панкратьев.

– К чему и рассказ. Но тоже непросто было. Я ему: «Хочешь пятьдесят кусков живыми долларами? Лично тебе». А он в ответ: «Мой интерес – интерес Конзавода. А земля эта самая выпасная». И дальше какую-то туфту несет насчет поголовья. Часа два мы с ним, как нанайские мальчики на ковре. Уж, думаю, может, и впрямь, какой последний идейный попался.

– Нагульнов из «Поднятой целины», – бросил кто-то.

– Это точно. Целина там непаханная. Честно скажу, отчаялся. Думал, аут. Только замечаю, глазом косит и чем дальше, тем больше подрагивает. Братцы! Так это ж совсем другое дело. Это-то нам как раз знакомо! А что, говорю, в самом деле, все о делах да о делах! Не выпить ли нам, как мужикам? И достаю бутылец «Смирновской»!

– Заглотил, – завистливо догадался Седых.

– Как на духу! Даже сам не ожидал такого эффекта, – Лавренцов истово перекрестился. – Через десять минут, как стакан принял, расцвел и махом все подписал, – алкаш оказался. И с утра неопохмеленный. Даже про пятьдесят тысяч не вспомнил. Вот она загадка русского мужика. За большие доллары его не возьмешь. А за стакан водки – будьте любезны! Алкоголизм – это такое, доложу вам, оказывается, благо!

Довольный эффектом, Лавренцов крутнулся в кресле, обозревая ошеломленных сотрудников.

– И чего они теперь будут делать без выпасных лугов? -поинтересовался Панкратьев.

– А это не наша печаль! – ответил за Лавренцова Седых. Как и многим другим, вопрос показался ему бестактным. – Тут теперь главное, Лукьяныч, грамотно доложить Дашевскому. Нажать, что пятьдесят тысяч банку сэкономил. Может, десятку выпишет?

– Получишь ты с него, как же! – все с той же желчностью вновь отреагировал Панкратьев.

И на этот раз реплику встретили сочувственно, – прижимистость президента банка была, увы, широко известна.

– Внимание! Подъехала «ДЭУ»!…– сидевший на подоконнике впередсмотрящий поднял палец, требуя всеобщего внимания. – Вышел из машины!.. Идет! Нет, с кем-то остановился… Вошел в подъезд!

Он отбежал от окна и встал в конце моментально выстроившегося ряда.

– Приготовились, – Лавренцов прошел поближе к входной двери, непроизвольно огладил ежик. – Все запомнили? Значит, если скажет…

– Помним, помним, – Анатолий Седых в свою очередь вроде бы случайно проверил узел галстука и быстро отер слюной пересохшие губы.

В большом, метров на сорок кабинете, где скопились сейчас сотрудники управления, установилось возбужденное ожидание.

На этаже остановился лифт. Послышался распекающий кого-то на ходу голос. Потянулась дверь.

– Товар-рищи офицеррыыы! – рявкнул, вытягиваясь, Лавренцов. И вошедший Коломнин обнаружил своих «орлов», выстроившихся перед ним в наигранном раже.

Подыгрывая, неспешно прошел по рядам.

– М-да, распустились без меня, – скорбно протянул он. – Двое плохо выбриты. От баб, что ли? Один без галстука. В нечищенной обуви. Бутылки, гляжу, пустые в корзине появились. Забурели без присмотра, дети мои.

Он еще не договорил, а обрадованный Лавренцов рубанул в воздухе рукой.

– Прости, батько! – весело грохнуло тридцать глоток. И приготовившийся устроить разнос Коломнин обескураженно рассмеялся. – От баламуты!

Его обступили. Посыпались обычные шуточки по поводу отдыха. Тем более – тайского отдыха.

– Как вам эротический массаж, шеф? – полюбопытствовал Лавренцов, как и Ознобихин, большой любитель тайской экзотики. – Расслабились?

– Это вы тут, гляжу, без меня расслабились, – при воспоминании о сеансе массажа Коломнин поежился. – Десятый час. Или дел нет? Все! Митинг по поводу моего возвращения объявляю закрытым. Полковники через пять минут ко мне на планерку. Остальным работать по плану. Вольно. Разойдись.

Назвав руководителей полковниками, Коломнин лишь отчасти отступил от истины: его зам Валентин Лавренцов был генерал-майором милиции в отставке.

Когда три года назад президент банка поручил Коломнину подобрать штат в управление экономической безопасности, он пригласил прежде всего тех, кого хорошо знал по совместной работе в МВД. Тщательно отбирал каждую кандидатуру, как отбирают фрукты в посылку, – чтоб подходили один к другому и, не приведи Господи, не попался бы с гнильцой, – перезаражает все вокруг. А потому умел чувствовать состояние подчиненных.

И сейчас заметил, что в каждом из них за внешним возбуждением проглядывает какая-то общая озабоченность. Что-то в его отсутствие произошло.

Войдя в компактный свой кабинетик с единственным столом возле неказистого сейфа и рогатой вешалкой у двери, Коломнин огляделся в поисках перестановок, пытаясь на глазок определить, куда технические службы могли подпустить свежего «жучка». Но впрочем не особенно внимательно: разговоров, о которых категорически не должно быть известно руководству банка, здесь не велось.

– Разреши, Сергей Викторович? – в кабинет ввалились Лавренцов, Седых, Панкратьев и старший группы по борьбе с мошенничествами в сфере пластиковых карт Богаченков. Младший из всех, Юрий Богаченков, хорошо знающий куцую меблировку в кабинете шефа, предусмотрительно прихватил с собой стул.

Следом, стараясь не бросаться в глаза, вошел поджидавший в коридоре Павел Маковей. Не найдя, куда присесть, безропотно прислонился к стене.

– Забираю из филиала, – объявил Коломнин, заметив кидаемые исподволь взгляды. – Будет в подразделении собственный юрист. А теперь кончайте переглядываться и выкладывайте, конспираторы, что случилось.

– ЧП у нас, Сергей Викторович! – Лавренцов послюнявил бобрик. Отпасовал настороженный взгляд шефа в сторону Панкратьева. – Докладывай сам, Николай. Твое подразделение.

Панкратьев сегодня был заметно мрачнее обычного.

– Ножнин на взятке попался, – буркнул он. – Проверял заемщика и взял в лапу пятьсот долларов.

– Дожили, – приподнятое настроение Коломнина рухнуло разом. – До сих пор других выявляли. А теперь, выходит, и к нам просочилось. Кто его на работу брал?

– Я брал, сам знаешь, – Панкратьев нахмурился. – Рекомендовали как хорошего парня.

– Нет такой категории – хороший парень! – взвился Коломнин. – Есть либо надежный, проверенный человек, либо… стручок. Этому, если помню, двадцать семь. Вовсе салага.

Двадцатипятилетний Маковей, боясь, чтобы в связи с этим не припомнили про него, быстренько нагнулся перешнуровать обувь.

– Сколько я вас всех учил! В нашу службу надо брать мужиков тертых, лет за тридцать. Чтоб понятие корпоративной чести устоялось! Каким числом уволили?