XXIX.91. В горах Атласа, как говорят, произрастает лес весьма специфичных деревьев… По соседству с этим хребтом располагается Мавретания, страна, изобилующая цитром — деревом, от которого происходит помешательство на изысканных дорогих пиршественных столах.

XXIX.92. До нынешних дней сохранился стол, принадлежавший М. Цицерону, за который он, несмотря на свои сравнительно небольшие средства, отчего этот факт удивляет только сильнее, заплатил не меньше одного миллиона сестерциев. Упоминается также стол, принадлежавший Галлу Азинию, стоимостью один миллион сто тысяч сестерциев. С аукциона были также проданы два стола, принадлежавших царю Юбе; за первый выручили миллион двести тысяч сестерциев, за второй — немногим меньше того. Недавно был уничтожен огнем стол, оставшийся от Кетегов,[2384] который в свое время был продан за миллион четыреста тысяч сестерциев — цена немаленького поместья (если, конечно, найдется такой, кто заплатил бы за имение такие большие деньги).

XXIX.93. Самый большой стол, о котором до сих пор было известно, принадлежал Птолемею, царю Мавретании; он был изготовлен из двух полукругов, соединенных посередине, имел диаметр в четыре с половиной фута и толщину в четверть… Больше всего в этом столе удивляло то мастерство, с которым были замаскированы сопряжения, — и которое сообщило столу ценность большую, чем если бы он представлял собой естественный цельный фрагмент древесины. Самый большой стол, изготовленный из цельного куска дерева, называется по имени Номия — отпущенника Тиберия Цезаря. Диаметр этого стола — четыре фута без трех четвертей дюйма, в толщину — полфута минус те же три четверти.

XXIX.94. Говоря об этом предмете, нужно не забывать, что у императора Тиберия был стол, имевший в диаметре четыре фута и два дюйма с четвертью, и в толщину — полтора дюйма; покрыт он был, однако, простым слоем шпона, а у Номия стол был целиком изготовлен из «клубня».

XXIX.95. Этот «клубень», собственно, — больной нарост на корнях; для изготовления столов особенно ценятся «клубни», целиком находящиеся под землей — такие встречаются намного реже тех, которые растут по земле; бывают они также на ветках. Таким образом то, что мы приобретаем за такую огромную цену, в действительности — изъян… Листвой, запахом и силуэтом ствола дерево напоминает женскую особь кипариса. Наиболее ценимую цитровую древесину поставляли из-под горы Анкорарий, в Ближней Мавретании; в наши дни этот ресурс весьма истощен.

Перевод Г.М. Севера.

XLIII.126. Император Нерон... после ночных похождений смазывал свое избитое лицо мазью из этой травы [125: thapsia], воска и ладана. На следующий день он выходил с лицом совершенно чистым, вопреки молве, которая шла о нем

примечания к: Феофраст. Исследование о растениях. Из-во Академии наук СССР. 1951.

XLVIII.135. Растут даже в море кустарники и деревья, меньшие в нашем, ну а Красное море и весь Восточный океан переполнены лесами[2385] <...>

LI.140. Воины Александра, которые плыли в Индию,[2386] передали, что листва морских деревьев в воде — зеленая, а извлеченная из воды от солнца сразу же высыхает в соль и что по берегам стоят каменные тростники, очень похожие на настоящие, а в открытом море — какие-то деревца цвета бычьего рога, ветвистые и с красными верхушками, под руками ломкие, как стекло, но в огне раскаляются докрасна, как железо, а остынув, восстанавливают свой цвет.[2387] <...>

Древний Восток в античной и раннехристианской традиции. М, 2007. Пер.: Г.А. Таронян.

Книга XIV. Фруктовые деревья [компиляция фрагментов][2388]

I.1. До сих пор мы говорили о чужеземных растениях,[2389] которые не могут освоиться ни с одним местом, кроме своей родины, и на чужой земле не принимаются; теперь поговорим о тех, которые есть везде, но матерью которых может называться лишь Италия. Пусть только знатоки учтут, что сейчас мы будем говорить только об их природных свойствах, но не об уходе за ними,[2390] хотя от ухода зависит значительнейшая часть этих свойств.

I.2. Я не могу достаточно надивиться тому, что забыты даже имена некоторых растений, упоминаемых писателями. Кто не считает, что после того, как Рим объединил все земли своей державной властью, жизнь улучшилась? Прочный мир обеспечил обмен товарами и общение между людьми; то, что раньше было неведомо, стало теперь общедоступно.

I.3. Но клянусь Геркулесом! Людей, которые бы знали многое из того, о чем рассказывали в старину, не оказывается. Насколько плодотворнее были искания древних и насколько счастливее были они в своей работе! Тысячу лет назад, когда литература только еще возникала, Гесиод первый стал наставлять земледельцев, и у него оказалось немало последователей. Труда от этого нам прибавилось: приходится исследовать не только то, что открыли впоследствии, но и то, что было открыто в древности и о чем не сказано ни слова по лености и забывчивости.

I.4. Разве причины этой язвы иные, чем общие причины язв всего мира? Пришли на смену другие обычаи, другим у людей занят ум; в чести только то, что помогает наживе.

Первоначально власть народа и мысли его ограничены были пределами, в которых он жил; убожество жизни вынуждало упражнять умственные дарования. Бесчисленных царей чтили произведениями искусства; эти богатства горделиво выставляли они напоказ, считая, что ими утвердят они свое бессмертие. Поэтому жизнь тогда была богата трудом и воздаянием за него.

I.5. А потомкам раздвинувшиеся границы и великие богатства пошли во зло. С тех пор, как в сенаторы начали выбирать за богатство, ставить судей за богатство, а магистрата и военачальника стало больше всего украшать богатство, с тех пор, как наибольшим влиянием и силой стал пользоваться человек бездетный,[2391] лесть стала доходнейшим занятием и единственной радостью — приобретение. Исчезло то, что придавало цену жизни; все искусства, получившие от величайшего блага название свободных,[2392] стали учить рабскому угодничеству: только этим угодничеством и можно продвинуться.

I.6. Тут действуют по-разному и в разных случаях, но молятся все об одном: как бы разбогатеть. Даже лучшие люди предпочитают развивать чужие пороки, а не свои добродетели. Клянусь Геркулесом! Жить — значит утопать в роскоши; настоящей жизни нет!

I.7. Мы же, однако, займемся исследованием того, что позабыто; незначительность некоторых вопросов не отпугнет нас, как не отпугнула и от повествования о животных, хотя Вергилий, поэт величайший, уклонился по этой причине от рассказа об огороде и его дарах и ограничился только обрыванием цветов. Его превознесли и прославили, хотя он назвал только пятнадцать сортов виноградных лоз,