– Мою кузину держат под стражей для ее же блага, – ответила Елизавета. – Марию вечно вовлекают в какие-то заговоры. Кажется, злоумышленники должны были бы уже понять, что устраивать заговоры с участием моей кузины это все равно что строить дом на болоте – обязательно провалится. Господи, – Мария и заговоры! Смешно… Что бы она ни затевала и что бы для нее ни затевали другие, заранее обречено на неудачу. Иногда я думаю, какая славная получилась бы пара, если бы Марию выдать замуж за Дадли, графа Лестера, – улыбнулась Елизавета. – Вот был бы союз двух неудачников, впрочем, слишком опасный как для них самих, так и для окружающих!

Мария приносит несчастье всем, кто с ней рядом. Ее первый муж умер, не прожив с Марией одного года; второй муж был убит сразу после свидания с ней; третий муж потерпел полное поражение в войне, лишился состояния, уважения, чести и с позором покинул родину.

После смерти первого мужа Мария стала никому не нужна, и ее попросту выгнали из Франции. О, я представляю, каким это было ударом для моей кузины – как же, перед ней преклонялись, ей писали стихи, из-за нее дрались на поединках, а потом прогнали прочь. Ее, истинную королеву, в чьих жилах течет кровь сорока поколений королей, имеющую права на половину Европы, такую красивую, утонченную, прекрасно воспитанную, образованную и умную – выставили вон за ненадобностью!

Приехав в свою Шотландию, она вообразила, что здесь-то покажет, чего она стоит. Напрасно! До ее приезда страна процветала, а своенравные шотландские лорды кое-как ладили между собой. Моя кузина перевернула все вверх дном; желая создать великое государство, она подняла в нем разрушительную бурю гражданской войны, и через несколько лет Шотландия уже находилась на краю гибели.

Второй муж Марии, Дандли, был еще меньше пригоден для помощи в государственных делах, чем мой Дадли, – усмехнулась Елизавета. – Но Дадли, по крайней мере, джентльмен и ведет себя достойно, а Дандли отличался грубостью и буйным нравом. Марии приходилось одновременно бороться со своими лордами и с ним, потому что он с редким постоянством предавал ее, занимая их сторону. В конце концов, он так надоел шотландцам, что они его прикончили – однако напрасно молва приписывает это убийство моей кузине. Мне не нужно никаких доказательств, чтобы понять вздорность подобных слухов: если бы Мария организовала этот заговор, Дандли остался бы жив, потому что покушение непременно закончилось бы провалом.

Третий муж познал на себе всю силу ее неудачливости: весной того злосчастного года, когда граф Ботвелл женился на ней, он был самым влиятельным человеком в Шотландии, а летом ему не позавидовал бы последний нищий. За три месяца потерять все свои земли, замки, войско, сделаться таким жалким, что у победителей не хватило духу убить его – есть ли еще в истории пример подобного невезения?

В результате мне пришлось дать моей кузине убежище в Англии, а потом улаживать дела в Шотландии, и все лорды этой страны, даже немногочисленные друзья Марии, в один голос просили меня, чтобы я, не дай Бог, не позволила ей вернуться домой. Да что, лорды – ее собственный сын Яков отрекся от матери! Он заключил со мной соглашение, в котором сказано, что Мария не должна возвращаться на родину. Несмотря на свой молодой возраст, Яков теперь успешно правит Шотландией, где постепенно забывают кошмары, связанные с Марией…

Украшений не надо, они будут мне мешать, – распорядилась Елизавета, обращаясь к вошедшему в комнату хранителю драгоценностей. – Маленькие серьги с сапфирами под цвет глаз, пару золотых колец с финифтью, – и достаточно.

…Рассуди сама, – повернулась она к Джейн, – неужели я не была милостива к Марии? Двадцать лет я охраняю ее от всяческих бед, трачу на ее содержание пятьдесят два фунта в неделю, и это не считая расходов на охрану! А во сколько мне обходятся волнения, которые она мне причиняет: сэр Уильям и сэр Френсис мне все уши прожужжали, что Мария опасна, что за ней стоят влиятельные лица в Европе, желая использовать мою кузину в своих интересах, а сейчас, когда мы готовимся воевать с Филиппом, ее могут сделать знаменем испанского вторжения в Англию.

Что мне делать с Марией, я не знаю, – вздохнула Елизавета. – Королевой ей уже никогда и нигде не быть, – и это хорошо для всех, – однако сама она по-прежнему считает себя королевой. Просто наказание иметь такую родственницу! Это мой крест, который мне нести всю оставшуюся жизнь; меня нужно пожалеть, а не Марию… А почему ты спросила о ней?

– Я случайно услышала стихи, которые она написала. Очень трогательные, – ответила Джейн, покраснев. – Она молит Бога освободить ее от земного существования и вверяет ему свою душу.

– Вот как? – Елизавета взглянула на Джейн. – Что же, все мы в руках Господа, и моей кузине следовало бы почаще вспоминать о нем. А молить Господа о смерти – это грех. Надо смиренно сносить испытания, которые он нам посылает. Ее гордыня и здесь проявляет себя: Мария восстает против Бога. По ее мнению, он тоже обращается с ней неподобающим образом, забывая, что она королева. Нет, она неисправима – не знаю, что с ней делать!..

Пожалуй, я готова, – сказала Елизавета, посмотревшись в зеркало. – Можно идти играть в мяч; уверена, что ни на одной из придворных дам не будет такого платья.

В окружении своей свиты королева шла по дворцовым коридорам. Настроение ее величества было великолепным, она шутила, смеялась и обменивалась шутками со своими приближенными. Платье Елизаветы произвело надлежащее впечатление – вначале придворные остолбенели, потом переглянулись, а после начали хвалить ее непревзойденный вкус. Однако на всем пути в зал для игры в мяч они продолжали искоса поглядывать на это платье; дамы в то же время кляли себя за то, что отстали от моды, и внимательно изучали фасон, чтобы пошить по нему свои наряды для следующей игры.

Перед самым входом в зал Елизавету дожидался сэр Френсис. Увидев платье королевы, он тоже изумленно уставился на него и не сразу приветствовал ее величество.

– Вам нравится, милорд? – задорно спросила королева, расправляя платье.

– М-да, наверное, – промычал сэр Френсис. – Я не знаток женской моды.

– Вы хотели сыграть с нами в мяч? – продолжая