– У меня нет времени на такие забавы, – отрезал сэр Френсис. – Мне необходимо переговорить с вами.

– Как, прямо сейчас? Неужели нельзя отложить до вечера, а лучше всего – до завтра? – Елизавета не теряла хорошего расположения духа. – Что такое могло случиться? Надеюсь, испанцы не высадились на нашем берегу?

– Нет, но у меня чрезвычайно важное дело, которое не терпит отлагательства, – сурово проговорил сэр Френсис.

– О боже, что за напасть быть королевой! Ладно, пройдемте во флигель… Господа, я оставлю вас на короткое время, – прибавила Елизавета, обращаясь к придворным.

Войдя в комнату, Елизавета не стала садиться, подчеркивая этим, что разговор должен быть недолгим. Однако сэр Френсис не торопился: он достал из своей поясной сумки две бумаги, – меньшая из них была сложена в несколько раз, большая свернута в рулон, – и принялся тщательно распрямлять их.

– Может быть, вы уже начнете, милорд? – спросила Елизавета.

– Минуту, – отвечал сэр Френсис, продолжая распрямлять бумаги, и лишь когда закончил, посмотрел на королеву и сказал: – Дело чрезвычайной важности. Мы раскрыли опаснейший заговор, который имел целью отнять власть и жизнь вашего величества.

– А я подумала, что у вас действительно серьезное дело, – протянула Елизавета, желая уязвить его. – А у вас просто очередной заговор. Опять несколько фанатиков или испанских агентов хотели взять штурмом дворец, перебить всю стражу, уничтожить моих министров, а затем и меня? Или на этот раз они собирались взорвать Вестминстер? А, возможно, прорыть подкоп из пригородов Лондона прямо в мою спальню? Я не преуменьшаю опасность?

– Да, католические фанатики и испанские агенты собирались захватить вас во дворце и лишить жизни, – ответил сэр Френсис, не желая замечать ее ироничного тона.

– Боже, как скучно! Никакой выдумки. И стоило ради этого мешать мне развлекаться? – продолжала подтрунивать над ним Елизавета.

– Ваше величество недооценивает значения этого заговора. Во-первых, он непосредственно связан с подготовкой испанцами войны против нас. Во-вторых, в нем замешана Мария Стюарт, – многозначительно произнес сэр Френсис.

– Ну, это становится традицией! Не будь у нас Марии с ее заговорами, Англия определенно что-то потеряла бы. Я только что разговаривала со своей фрейлиной об этом, – и вот, пожалуйста, подтверждение! – рассмеялась Елизавета.

– Вы говорили со своей фрейлиной об этом? С которой из них? Я полагаю, что это была леди Джейн? – спросил сэр Френсис.

– Как вы проницательны, милорд! Как вы догадливы! Сразу видно, что вы начальник секретной королевской службы, – не унималась Елизавета.

– Догадаться не сложно, – сказал сэр Френсис, ничуть не задетый ее замечанием. – Главой заговора является некий сэр Энтони, жених этой юной леди, а сама она оказала нам помощь в раскрытии планов заговорщиков.

Улыбка сбежала с лица Елизаветы.

– Уж не хотите ли вы сказать, что Джейн работает на вас? – спросила королева.

– Нет, мадам, она помогала нам, но не более того. Ваша фрейлина по своей наивности даже не подозревала, в какие события оказалась вовлечена. Ее мнимый жених использовал доверчивость леди Джейн в своих интересах.

– Значит, здесь не было предательства? – с облегчением заключила Елизавета. – Слава Богу! Как говорил некий великий литератор, «предатели могут кому-то нравиться, но предательство не нравится никому». Однако бедняжка Джейн любит своего Энтони, – каково ей будет узнать, что он государственный преступник и должен понести заслуженную кару.

– В данном случае важны не судьба этого негодяя и не переживания леди Джейн, – недовольно поморщился сэр Френсис, – важно участие в заговоре Марии Шотландской. Я докладывал вашему величеству, что испанцы обязательно постараются нанести удар нам в спину и их орудием будет Мария. Сколько можно жить на пороховой бочке, не пора ли привлечь Марию Шотландскую к ответственности?

– У вас есть доказательства ее участия в заговоре? – спросила Елизавета.

– Конечно. Я не стал бы обвинять бездоказательно. Два часа назад все участники заговора арестованы, а еще нам удалось перехватить послание Марии Стюарт к ним, – сэр Френсис подал королеве маленький листок бумаги.

– «Сэр Энтони! Приступайте к осуществлению вашего плана. Верю, что Бог поможет вам, потому что вы выступаете за правое дело. Если понадобятся крайние меры, не останавливайтесь перед ними. Убейте Елизавету, если нельзя по-другому. Зверь, вышедший из бездны, должен быть сражен. Если это случится, вызволите меня из замка до того, как вести из Лондона дойдут сюда. Мария, королева», – прочитала Елизавета и сказала с усмешкой. – Да, это написано моей кузиной, – и когда она уймется? Что же, еще один заговор, еще одна неудача. Возьмите эту бумажку и приобщите ее к своему архиву, – сколько там уже набралось таких!

– Ваше величество, вы с ума сошли? – не сдержался сэр Френсис. – Если вы не цените свою жизнь, подумайте об Англии. Это дело нельзя положить в архив, ему надо дать законный ход.

– Вы, как всегда, очень любезны, милорд, – ответила Елизавета, не позволяя раздражению овладеть собой. – Однако с ума сошли вы, а не я. Если дать делу законный ход, это будет означать смертный приговор для Марии.

– Вы сами говорили, что нужны веские причины, дабы перетянуть на чаше весов правосудия святость рождения и звание шотландской королевы. Я точно запомнил ваши слова. Теперь веские причины есть, – не отступал сэр Френсис.

– Вы змей-искуситель, сэр Френсис, – сказала Елизавета. – Вы считаете, что я не хочу избавиться от своей взбалмошной кузины? Вы полагаете, мне не надоели заговоры Марии? Вы думаете, мне нравится выделять из казны бешеные деньги на ее содержание? Я борюсь с собой, а вы меня искушаете.

– Не старайтесь побороть себя, если не хотите остаться в проигравших, – так говорил ваш отец, король Генрих, – наставительно произнес сэр Френсис.

– Перестаньте! Мой отец не был святым человеком, и вы это отлично знаете! – воскликнула Елизавета. – В конце концов, ваше предложение вредно с политической точки зрения. Вы хотите поставить закон над монаршей волей, а монарха, как обычного смертного, предать суду. Вы понимаете, к чему это может привести? Достаточно один раз показать, что святость власти ничего не стоит; достаточно позволить одну-единственную вольность в отношении народа к государю; достаточно посеять одно зернышко сомнения в