– Не волнуйся, я все возьму на себя.

Уингейт хотел было возразить, но передумал. Порой весьма удобно иметь богатого друга.

– Чтобы это устроить, – продолжил Джонс, – мне нужно будет отправить радиограмму сестре.

– Почему сестре, а не в семейную фирму?

– Потому что нужно действовать быстро. Юристы, ведущие семейные дела, сто раз перепроверят подлинность сообщения, прежде чем действовать. Пошлют запрос капитану, чтобы уточнить, действительно ли Сэм Хьюстон Джонс на борту его судна. А капитан ответит «нет», потому что я записался просто «Сэм Джонс». Не хотел попасть в выпуски новостей и лишний раз беспокоить семью.

– Нельзя их упрекать, – возразил Уингейт из солидарности с коллегами по профессии. – Держать деньги клиентов в безопасности – их долг.

– Я их не упрекаю. Нужно спешить, а сестра выполнит любую мою просьбу без лишних вопросов. Я составлю послание так, чтобы она поняла, что это на самом деле я. Дело за малым – без взятки получить разрешение ревизора отправить радиограмму.

Отсутствовал Джонс долго. Хартли остался ждать с Уингейтом – отчасти из любопытства, отчасти просто за компанию. Наконец Джонс вернулся. На его лице читалась досада. При виде его у Уингейта родилась мрачная догадка.

– Не вышло? Тебе не разрешили отправить радиограмму?

– Разрешили, после долгих расспросов, – обнадежил Джонс. – Ну и прижимистый же этот ревизор!

Уингейту не нужно было услышать сирену, чтобы понять, что корабль приступил к посадке в Луна-Сити. Сильная бортовая гравитация внезапно сменилась слабой поверхностной – сила притяжения Луны составляет лишь одну шестую часть земной, – и это не преминуло сказаться на слабом желудке Уингейта. Хорошо еще, что он почти не ел. Для привычных же к космосу Хартли с Джонсом ускорение свободного падения было вполне пригодным для глотания чего бы то ни было. Удивительно, но те, кто не испытывает космической болезни, ничуть не жалеют тех, кто ей подвержен. Сложно сказать, почему вид давящегося, захлебывающегося рвотой, заливающегося слезами от боли в желудке человека кажется им смешным, но факт остается фактом. Все человечество можно разделить на две группы: одна потешается над другой, а другая беспомощно взирает на первую с кровожадной ненавистью.

Ни Хартли, ни Джонс не были наделены врожденной жестокостью, которая в таких ситуациях становится очевидна – в отличие, например, от того умника, придумавшего лечить космическую болезнь салом, – но, не испытывая ни малейшего дискомфорта, они попросту не осознавали (напрочь забыв собственный первый опыт космического полета), что участь Уингейта в самом прямом смысле была «хуже смерти», гораздо хуже. В его восприятии мучения тянулись целую вечность – так бывает с теми, кто страдает от космической и морской болезни, а также (как говорят) с курильщиками гашиша.

На деле же остановка на Луне длилась менее четырех часов. Лишь к концу стоянки, особенно после того, как Джонс заверил его, что время до вылета на Землю они проведут в гостиничном номере с центрифугой, Уингейт успокоился достаточно, чтобы поинтересоваться судьбой послания Джонса.

Ответ задерживался. Джонс рассчитывал получить сообщение от сестры в течение часа, еще до того, как «Вечерняя звезда» прилунится в доке, но время шло, и в радиорубке все уже успели устать от его постоянных запросов. Когда утомленный сотрудник в семнадцатый раз грубо отшил Сэма, раздалась сирена, возвещающая о скором взлете. Вернувшись к Уингейту, Джонс признал, что его план, судя по всему, провалился.

– У нас, правда, есть еще десять минут, – без особой надежды добавил он. – Если радиограмма придет до старта, капитан успеет нас высадить. Я буду донимать их до последнего, но шансы на успех чрезвычайно малы.

– Десять минут, – задумался Уингейт. – А что, если мы просто улизнем?

Джонс вспылил:

– Ну давай, посмотрю я, как ты побежишь в безвоздушном пространстве!

Во время перелета из Луна-Сити до Венеры у Уингейта почти не находилось времени, чтобы переживать о своей судьбе. Он успешно овладел искусством мытья туалетов и оттачивал свое мастерство по десять часов в день. Старшины злопамятны.

Вскоре после отбытия с Луны «Вечерняя звезда» вышла из зоны покрытия земного радиосигнала. Оставалось ждать прибытия в Адонис – центральный порт северной полярной колонии. Тамошняя радиостанция компании была достаточно мощной и работала постоянно, не считая двух месяцев верхнего солнцестояния и короткого периода солнечных помех во время нижнего солнцестояния.

– На Венере нас уже наверняка будут поджидать с приказом об освобождении, – успокаивал Джонс Уингейта. – На «Вечерней звезде» и вернемся, но уже первым классом. В худшем случае дождемся «Утреннюю звезду». Ничего страшного; деньги мне переведут, и мы хорошо погуляем в Венусбурге.

– Так ты бывал там во время учебного полета? – с любопытством спросил Уингейт. Он отнюдь не был сибаритом, но о самом прославленном – или, в зависимости от индивидуальных предпочтений, скандально известном – злачном месте на всех трех планетах ходили такие слухи, что будоражили воображение даже убежденных аскетов.

– Нет, мне не повезло! – развел руками Джонс. – Все время инспектировал фюзеляж. Но кое-кто из моих товарищей там побывал… ух! – Присвистнув, он покачал головой.

Но по прибытии их никто не встретил. Радиограмм тоже не приходило.

Они осаждали радиорубку, пока им в грубой и не терпящей возражений форме не приказали возвращаться в каюты и ожидать высадки: «И поживее!»

– Увидимся в приемном бараке! – сказал Джонс напоследок, прежде чем скрыться в своем отсеке.

Старшина, ответственный за отсек Уингейта и Хартли, выстроил подопечных нестройной колонной по двое и по команде, с металлическим скрежетом раздавшейся из громкоговорителя, повел их по центральному проходу. Спустившись на четыре палубы вниз, они оказались у нижнего пассажирского шлюза. Тот был открыт, и рабочие вышли из корабля – нет, не на свежий воздух Венеры, а в обитый листовым железом туннель, который примерно через пятьдесят ярдов привел их в какое-то здание. В туннеле стоял едкий запах антисептика, которым его регулярно промывали, но после спертого, постоянно перегоняемого через кондиционер корабельного воздуха он представлялся Уингейту свежим и бодрящим. Это, как и венерианское притяжение, составляющее пять шестых от земного – достаточно сильное, чтобы не тошнило, но в то же время наделяющее тело силой и легкостью, – вселило в Уингейта необъяснимый оптимизм. Казалось, что теперь все ему по плечу.

На выходе из туннеля обнаружилось довольно просторное помещение без окон, освещенное яркими, но не слепящими лампами. Мебели внутри не было.

– Отря-яд, стой! – скомандовал старшина и передал документы тощему мужчине у внутренней двери – вероятно, клерку.

Взглянув на бумаги, клерк пересчитал людей и подписал один листок, который передал унтер-офицеру. Тот развернулся и ушел по туннелю обратно к кораблю.