А куда врагов прикажешь девать? Стрелять что ли? Хватит, беляки, постреляли, намучили народу столько, что и большевикам не снилось. Вот ты, дворянин, и офицер – поди, определи кто ты: враг или нет? Потому и поверили доносу и определили тебя в лагерь, чтобы здесь присмотреться, как ты работаешь: на людях и в труде свою вражескую натуру не скроешь.

Если ты не враг, то отбудешь положенное, и на свободу выпустят, да ещё и денег дадут, что заработаешь за это время. А вот беляки, если бы их верх оказался, те бы всех кто против них был, постреляли, будь уверен. Я на их зверства насмотрелся в 19-году под Воронежем, когда генералов Деникина и Шкуро наша конная армия била. И здесь в Сибири, ваш адмирал Колчак тоже народу сгубил невидимо. Да и лагеря, сдаётся мне, не большевики придумали. Чай и при царях каторга была – те же лагеря только зарплату не платили и название другое. Что по этому поводу твоя история глаголет, Иван Петрович?

Иван Петрович подумал немного и честно признался: – Твоя, правда, Миронов. При царях каторга была похуже нашего лагеря. Даже дворян декабристов, что восстали против царя Николая Первого, сослали на рудники, здесь в Сибири, и они жили почти всё время под землей, впроголодь и конечно без санчасти.

Лагеря, концентрационные, придумали англичане во время англо – бурской войны в Южной Африке. Буры эти были голландцами и их всех с семьями англичане свозили в лагеря и там бросали взаперти за колючкой: без еды и воды мало кто выживал.

У нас, в России, лагеря появились при Временном правительстве, которое не хуже большевиков, расстреливало несогласных, организовало продотряды отнимающие хлеб у крестьян, а тех, кто сопротивлялся, отправляло в лагеря. Как мне известно, первый такой лагерь временные организовали на Соловецких островах в монастыре и ссылали в этот лагерь всех кто за Советскую власть и кого не успели расстрелять. Потом этим лагерем пользовались опять-таки англичане, которые захватили Архангельск. Сейчас, как мне известно, от зэков, там, на Соловках тоже лагерь, но уже для уголовников и тех, кто против Советской власти.

– Лучше в лагере жить, чем в земле гнить, – ответил Миронов в рифму. Вот если бы прибор, какой придумали, наподобие радио: послушать человека и сразу определить: враг он тебе или нет. Тогда бы и мы с тобой Иван Петрович в лагере не маялись, а вместо нас здесь сидели бы наши доносчики, которые клеветой на людей подрывают доверие к Советской власти.

И что-то я не слышал, чтобы цари и помещики мечтали о коротком рабочем дне для простых людей и об их образовании, а вот товарищ Сталин открыто сказал о своей мечте, потому люди за ним и тянутся.

– Как хочешь Миронов, только в сталинские мечты не поверю, пока на свободу не выйду и лично не удостоверюсь, что людей невиновных перестали сажать в лагеря.

– Чудак – человек, – возразил Миронов, кто тебе признается, что он враг власти. Спроси любого у нас в бараке и каждый скажет, что он невиновен и сидит здесь ни за что, ни про что. Даже тот убийца, что в дальнем углу живёт, и тот говорит, что убиенный им сам кинулся на его нож, а ограбил он убитого уже по привычке.

Да и мы, если хорошо разобраться, тоже виновны, что попали в лагерь. Я сболтнул лишнего при свидетелях вот и попал под донос, а ты, Иван Петрович служил офицером у белых, по согласию своему, – вот и приходится отвечать. А отказался от этой службы, посидел бы у белых в тюрьмах и вышел на свободу при большевиках – никто бы на тебя доносы писать не стал, – закончил свои рассуждения Миронов под завывания вьюги.

– Сермяжная твоя правда в этом есть, конечно, но пойди, разберись в те времена гражданской войны, кто прав и к кому примкнуть. Я хотел было остаться в стороне от этих революций и переворотов, но мне такой возможности не дали ни белые, ни красные: каждый тянул на свою сторону, так я и болтался, как дерьмо в проруби: то у белых, то у красных.

И у тех сидел в тюрьме, и у этих теперь сижу в лагере, а мне одного надо: чтобы все отстали от меня и дали дожить спокойно остаток жизни, вырастить детей, понянчить внуков и успокоиться на сельском погосте навсегда. Я готов дать любые клятвы и обещания любой власти, что не буду им врагом, но не верят сейчас клятвам и обещаниям, а верят доносам и фактам биографии.

– Ваша братия, офицеры и дворяне, приучили большевиков не верить клятвам, – возразил Миронов. На курсах политграмотности в рабфаке, где я учился, агитатор говорил, что в Октябрьскую революцию 17-го года в Питере большевики взяли власть без единого выстрела.

Посадили Временное правительство в крепость Петропавловскую, а через неделю всех министров выпустили вместе с другими генералами и офицерами: под честное слово, что они не будут воевать против Советской власти. Ну и где оказались эти их клятвы и обещания? Деникин, Краснов и Корнилов убежали на Дон и организовали там восстание, против Советской власти, с чего и началась гражданская война.

Ваш Колчак в Сибирь, вообще приехал из Америки и вместе с чехами, японцами и прочими оккупантами зверствовал здесь в Сибири, уничтожая большевиков и сочувствующих им и совсем невиновных, как ты, Иван Петрович. Скажи честно, если бы ты не согласился служить у Колчака, тебя бы расстреляли, наверное?

– Вполне возможно, – отвечал Иван Петрович, вспоминая свое полугодовое пребывание в Омской тюрьме, – Сначала посидел бы в тюрьме, а при отступлении белых всех зэков расстреляли, наверно и меня бы тоже.

– Ну вот, у белых не было ни чести, ни совести, царь мерзавец, а ты большевиков хаешь за лагеря. Ваши аристократы и прочие враги простого народа зверствовали в гражданскую войну, куда хлеще большевиков: не щадили ни старого, ни малого, всё уничтожали.

Правда у нас, на Дону и Кубани, красные тоже никого не щадили, потому что Свердлов и Троцкий – оба из евреев, объявили всех казаков врагами, хотя конная армия Буденного была сплошь из казаков за Советскую власть. Но как говорил, товарищ Сталин: лес рубят – щепки летят. Мы с тобой, Иван Петрович, и оказались этими щепками, и я считаю, что по своей вине наказаны мы по справедливости нашего времени, когда все капиталисты против нашей страны ополчились, а внутри страны врагов тоже хватает с избытком.

Погоди, пройдет лет