21-го марта. – Я вскоре поеду к заутрени, а до этого хочу немного поговорить с тобою, мой Ангел ненаглядный. Сегодня писать я еще не успел, был занят целый день. Вчера днем приехал курьер и привез большое количество как писем, так и посылок всякого рода. Я тебе так благодарен, моя Наташечка, за твою заботу и внимание. Каменные яички и фарфоровые я получил именно те, которые хотел; про Пасхи могу сказать только после разговления, что же касается подарков, то я также их нарочно пока не раскрывал, а вернувшись после службы, раздам всем твои яички пасхальные. Ну, на сегодня кончу, надо готовиться, теперь уже 11 ч. 20 м. Мысленно буду ежесекундно и нераздельно с тобой в Гатчинской дворцовой и горячо и нежно мною любимой церкви. Завтра докончу это письмо, а пока до свидания, моя душечка родная, целую тебя нежно и со страшной любовью.

23 марта. – Наташечка, вчера я так и не успел тебе писать, как собирался это делать. Из-за праздника была большая суета и затем миллион всяких телеграмм, писем и визитов, одним словом, как всегда бывает в праздничный день и то, что портит всегда праздники, но вот я увлекся этим ненужным объяснением, приступаю к делу. Мысленно целую тебя трижды нежно, нежно и от всего сердца благодарю тебя, мой Ангел, за все присланное к Пасхе. Я так благодарен и тронут твоей заботой и вниманием ко мне. Яичко прелестное, и мне ужасно нравится. Пасха (по нашему рецепту) была, конечно, много вкуснее, нежели Дорондовского, куличи очень вкусные, спасибо также за духи и мыло, благодарю деток за крашеные яйца, их нам подают к столу, катушки [фотопленки] для аппарата получил. Не знаю, как решить с Георгиевскими крестами, они мне оба нравятся, решение напишу позже. Вот, кажется, я за все тебя поблагодарил. – Ужасно, ужасно грустно, что не пришлось провести хоть праздники вместе! – Но я рад знать, что княгиня (Саша) Вяземская находится с тобой и с ее бодрым духом она тебя оживит и развеселит хоть немного. – Я запрашивал у Алеши о здоровье Веры Сергеевны, и он ответил, что здоровье лучше, но болезнь принимает затяжной характер. Слава Богу, что опасность миновала, меня страшно беспокоила ее болезнь, было что-то особенно трагичное в этом, после смерти дорогой Ольги Сергеевны. – На страстной [неделе] я начал ходить к богослужению, начиная от 12-ти Евангелий, – служил батюшка [Поспелов] в зале (в сущности, это маленький театр), но другого помещения нельзя было найти. Заутреня прошла все-таки очень чинно и симпатично (насколько это могло быть при таких ненормальных условиях). Зал был разукрашен елками и ветками, пели солдатики очень недурно. Разговлялись мы здесь в нашей столовой, были приглашены: Хан [Нахичеванский], Дистерло (он же Ватерло), кн. Багратион, кн. Вадбольский, ком[андир] Ингушского п[олка] полк[овник] Мерчуле и весь штаб. Другие полки стоят в отдалении отсюда. – На днях я ездил в Татарский полк. Офицеры живут в усадьбе, очень красивое имение кн. Любомирской. Хозяйка находится в данный момент (насколько известно) в своем имении в Подольской губернии. До завтрака я с офицерами прошелся по саду и снимал их. – Сегодня поехали верхом к Кабардинцам, которые стоят в другом имении. Завтрак был очень оживленный. Играли знаменитые зурначи и наш знаменитый поэт И. Кадников, который тут же за столом экспромтом написал слова на «аллаверды», спел с зурной. Туда мы поехали верхом (около 12 вер.), а вернулись на автомобиле. Сегодня первый, действительно чудный и теплый день – солнце было очень жаркое. Я ехал в домашней черкеске и, несмотря на это, обливался потом. – Курьер Ивлев уезжает отсюда завтра утром, и если ему удастся в Львов добраться вовремя и поймать поезд, то в таком случае в четверг ты получишь это письмо.

Кончаю мое длиннейшее послание на этом листе, эта маленькая фотография изображает дом, в котором я теперь живу, он на самом деле не так красив, как тут изображен. – Моя дорогая Наташечка, когда будешь мне следующий раз писать, то напиши мне очень ласковое письмо, в твоей ласке и любви я очень нуждаюсь и страшно тоскую по ней. Я молю Бога о том, чтобы Он скорее нас снова соединил. Я тебя вижу во сне часто, но не ясно. Скоро ли ты мне пришлешь обещанную фотографию в низком декольте – я ее жду с нетерпением. Пришли мне также, пожалуйста, несколько моих фотографий в черкеске, а также в кирасирском сюртуке и вицмундире, ввиду того, что мне приходится иногда раздавать некоторым лицам; между прочим, меня просили послать мою фотографию в Пензенский лазарет.

Моя Наташечка, дорогая, нежная, теперь должен кончить, пора. Да благословит тебя и детей Господь. Будь здорова и бодра, а я хотя и вдали, но мысленно и всем существом всегда с тобою. Ласкаю и целую тебя без конца, моя горячо любимая Наташечка. Не забывай меня.

Весь твой Миша.

P.S. Написал-то я много, но, кажется, забыл благодарить тебя за твое дорогое письмо, так делаю это теперь от всего сердца, хотя ты меня и обидела, написав одну нехорошую вещь.

Твой М[ихаил].

ГА РФ. Ф. 622. Оп. 1. Д. 20. Л. 44–51 об. Автограф.

7 апреля 1915 г. – Тлустэ.

Моя дорогая и нежная Наташа,

Пишу тебе коротенькое письмо, т. к. мы расстались только третьего дня. Сегодня едет обратно курьер на Тарнополь – Волочиск. Я только что послал тебе телеграмму, – надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь и благополучно доехала до Гатчины. После того, как мы с тобой расстались, Кока правил автомобилем верст 50, а потом я остальные 170. – Мы приехали сюда в 10½ ч. – Накануне нашего приезда, наш командующий армией ген. [П.А.]Лечицкий и Хан [Нахичеванский] поехали в нескольких автомобилях на позицию к одной из наших батарей. Ввиду того, что их компания была большая вместе с штабными лицами, австрийцы открыли по ним сильный артиллерийский огонь. Лечицкий и Дистерло (он же Ватерло), которые были немного впереди, просидели, скрываясь более двух часов, в пустом окопе, который находился поблизости, а Хан [Нахичеванский], который оставался у батареи, был легко контужен 6-дюймовой гранатой, которая разорвалась на дороге в 10 шагах от Хана. – Я два раза был там, две и три недели тому назад, но так как мы старались не обнаруживать себя, то никто по нас и не открывал огонь, а они сами виноваты в том, что случилось. – Хан [Нахичеванский] на днях будет в Петрограде, получил отпуск. – Теперь напишу относительно автомобилей: я предлагаю продать военному ведомству красный автомобиль, нам он совершенно ненужен. Продажу его поручить Управлению [уделов]. Покупать теперь новый открытый автомобиль не стоит, а лучше протелеграфировать в Англию о высылке открытого «Rolls-Roys» и «Hupmobile», которые даром стоят без употребления, и неизвестно, сколько времени им придется там стоять, а ты сама знаешь, что все вещи от времени только портятся, кроме того, если желаешь, то выпиши и Leacl’a. – Было бы так приятно попользоваться этими машинами во время предполагаемого перерыва. Обдумай хорошенько этот вопрос и реши поскорее. Право, не стоит приобретать в настоящее время новую машину, не забудь, что у нас еще заказан чудесный автомобиль в Париже. – У нас чудесная погода. Мы вчера ездили верхом, и в маленьком лесу я сорвал для тебя эти цветочки. Тепло ли в милой Гатчине, как здоровье дорогого Беби? – Все время мысленно с тобой, моя Наташечка. Да хранит тебя Господь, будь бодра и не забывай меня. – Прощай, мой Ангел, крепко обнимаю тебя и нежно целую.