многих из них уже нет. Нет среди нас и Марка Ивановича Недужко, о котором с такой любовью вспоминают в своих записках В. Дымшиц, тогдашний управляющий «Запорожстроем», а ныне один из заместителей Председателя Совета Министров СССР, и бывший в те годы управляющий трестом Стальмонтаж Б. Л. Шейнкин, и бывший его управляющий В. И. Мельник, и мой друг Анатолий Степанович Коновалов, который тоже, еще совсем юношей, рабочим-монтажником, поднимал цеха «Запорожстали».

Страстный, порывистый, неистовый — таким запомнился Недужко своим товарищам.

«...Старая дружба связывает нас, — вспоминал В. Дымшиц. — Началась она еще во времена первой пятилетки. Это было на Кузнецкстрое. Студентом-практикантом я работал на сварке. Недужко — начальник сварочных работ — был моим первым руководителем. Мне шел двадцать второй год, начальник — лет на пять старше. Еще тогда Марк Иванович отличался смелостью в новом сварочном деле. С кипучей энергией и энтузиазмом брался он за любую трудную работу, обыденное не удовлетворяло его. Получив диплом, я охотно поехал работать к нему на Кузнецкстрой.

...Потом мы долго не встречались, но время от времени ко мне доносились добрые вести о друге. Марк Иванович был занят новыми сооружениями в Западной Белоруссии, и в начале войны — под Москвой. Затем я потерял Недужко из виду.

Но вот из блокированного Ленинграда на Магнитку прилетели инженеры-строители, и мы снова услышали о Марке Ивановиче — в сорок втором году он с группой храбрецов варил трубопровод для подачи горючего осажденному городу-герою. Две трети жизненно важной магистрали пролегли под водой, на дне Ладожского озера. Вскоре Марк Иванович оказался в среднеазиатской пустыне, затем в Поволжье — опять строил нефтепроводы. За новые методы монтажа металлических конструкций он удостоен Государственной премии. Перед приездом в Запорожье Недужко участвовал в восстановлении Донбасса...»

Так что же сделал этот замечательный человек?

В первом послевоенном году я приехал в Мариуполь и застал там Мамонтова, ходил с ним по заводу, слушал шум домен и под этот мощный аккомпанемент — увлекательные рассказы Петра Алексеевича.

А в Запорожье я очутился лишь осенью сорок седьмого. Домна № 3 была поднята и с июня месяца давала чугун. К сожалению, не удалось тогда познакомиться с Недужко, поэтому я вновь вынужден прибегнуть к свидетельствам очевидцев и участников запорожской строительной битвы.

Проект монтажников предусматривал следующие операции «восстановительной хирургии», как говорили тогда на стройке: шахту печи очистить от огнеупорного кирпича и остатков шихты, внутри установить восьмигранную конструкцию, поддерживающую печь, взорвать по частям 1500-тонный «козел», заменить поврежденные листы кожуха. И, таким образом облегчив печь, приступить к ее подъему.

На кожухе домны между шестым и седьмым рядами горизонтальных холодильников сначала сделали продольные разрезы. Затем один поперечный. Приварили к ним надежные кронштейны, а к кронштейнам подвели домкраты. Восемь домкратов, мощностью от ста до двухсот тонн каждый, размещенные по кругу, и девятый в точке наибольшего подъема.

Вспомните, Мамонтов поднимал тоже домкратами, только теперь в Запорожье они были подключены к более мощному гидравлическому прессу с давлением до шестисот атмосфер.

Вот все готово и подана команда, пришли в действие домкраты. Напряженнейшее мгновение! Начнет домна подниматься или же, изрезанная дополнительными разрезами на стальном теле, окончательно рухнет на землю?!

Идут секунды, минуты, работают домкраты, и... домна начинает плавно подниматься. Недужко отсчитывает высоту подъема, замеряет углы наклона печи. Все соответствует проекту. Все точно.

Через пять с половиной часов домкраты останавливаются. Домна выпрямилась, заняла проектное положение...

И в результате — выигрыш во времени: шесть месяцев, это немалый срок вообще, но тогда, в сорок седьмом, когда вся наша автомобильная и автотракторная промышленность с нетерпением ждала запорожский тонкий лист, полгода могли быть вполне засчитаны за год.

...Анатолий Коновалов появился в Запорожье в январе сорок седьмого. Монтажные группы тогда со всех концов страны слетались на стройку. Слетались в буквальном смысле — многие спешили сюда самолетами.

Летом вновь прибывшие размещались в палатках. В степи возник необычный городок, а в нем свои землячества. Обозначались они обычно щитами, на которых писали: «Москвичи» или «Мы — из Сталинграда», «Одесситы», «Макеевцы», «Краматорцы»...

Коновалов же прибыл зимой, жить в палатках было уже невозможно, и группу московских монтажников разместили в общежитии. В огромной комнате, где стояла кровать Коновалова, находилось еще человек девяносто.

Эти зимние месяцы отпечатались в памяти Анатолия Степановича почти постоянным ощущением холода — на стройплощадке, на фермах взорванного прокатного цеха, открытых метелям, бушующим в запорожской степи, и даже в плохо отапливаемом общежитии. Кормили не ахти как: второй послевоенный год был трудным для страны. Когда ползет человек по узкой и скользкой от налипшего льда и снега балке или по крутой плоскости крыши, тоже заледеневшей, как крыло самолета, да еще в грудь или спину бьет ветер из степи, то не мудрено и сорваться вниз. И случалось: монтажник, чуть ослабивший внимание, падал.

Коновалов запомнил на всю жизнь, и, пожалуй, это был единственный такой случай за всю его четвертьвековую практику, когда даже предохранительный монтажный пояс не давал достаточной гарантии. Анатолий Степанович, чтобы не упасть, слегка... «приваривал себя» к скользкой балке. На каблуках его ботинок были стальные подковки. Вот их-то он и прихватывал электродом к металлу фермы. А потом резким усилием отрывал ногу, когда надо было продвинуться дальше. И снова «приваривал себя».

Что может быть красноречивее этой детали? Не нужно длинных описаний, чтобы почувствовать ветер, холод, высоту и трудности работы монтажников в зимние метели.

Спустя много лет Анатолий Степанович будет вспоминать об этом с той легкой улыбкой, снисходительной и к обстоятельствам, и к самому себе, с какой мы воспринимаем анекдотические ситуации. Человеческая память вообще редко хранит застывший надолго привкус боли, страданий, пережитых трудностей. Эти эмоциональные наслоения как-то выцветают со временем. И необыкновенное уже кажется обычным.

И все же! На «Запорожстрое» приходилось Коновалову видеть такое, что и поныне связывается в его памяти с теми неповторимыми черточками, которые целиком принадлежат ушедшей эпохе.

Можно ли представить на современной стройке контору монтажного треста, которая бы расположилась в... трубе?! А такая контора была. Монтажникам некогда было построить для себя даже дощатый домик. И вот всякий раз, возвращаясь с работы в свое общежитие, Коновалов замечал, как в эту трубу и из трубы, размером с комнату, входили и выходили люди, внутри там стучали пишущие машинки, горел свет, звонил телефон.

Однажды Коновалов заглянул и сам в жерло трубы, увидел довольно длинный стол, за