Гил кивнул. Вспомнил, что такое улыбка, и нацепил ее.

– Да, я ухожу. Удачи тебе с твоей чистой победой, папа. Держи меня в курсе, дай знать, чем все закончится. Мама… всегда рад тебя видеть, твоя красота по-прежнему не увядает.

– Рингил, – сказала она очень тихо.

Он шагнул к матери, и она подняла вялую руку с того места, где сидела. Он наклонил голову, взял ее пальцы в свои, коснулся губами тыльной стороны ладони. Прикосновение было таким же официальным, как царапанье пера по пергаменту, сухим и холодным, как веточка в метле. Но в момент поцелуя ее пальцы крепко сжали его руку, и на протяжении этого времени они вцепились друг в друга, как два скалолаза на краю бездонной пропасти.

Он так и не узнал – ни тогда, ни потом, – кто из них был спасителем, а кто висел над обрывом.

Хватка разжалась. Мать отпустила сына. Он выпрямился и откашлялся.

– Как я уже сказал, вам лучше оставаться внутри и приказать своим людям охранять периметр, по крайней мере до полудня. Я сказал Виру держаться подальше от этого места, и я думаю, что он послушается. Но я не могу отвечать за всех остальных. – Он посмотрел Ишиль в глаза, на мгновение понизил голос: – Прощайте.

Затем он повернулся и оставил их друг с другом.

Рингил вышел из родового гнезда семейства Эскиат в дождь и темноту, чтобы собрать своих людей. Он увидел пятна красноватого света на низком темном брюхе небес: как и утверждал его отец, где-то посреди Луговин горели первые особняки.

Втуннеле Селак Чан с явным облегчением уступил ей лидерство. Он уже отстал от огненного духа на добрых двадцать футов, и Арчет немедленно начала наверстывать упущенное. Ее заверения в том, что им ничего не угрожает, были пустыми словами – она понятия не имела, что находится здесь, внизу, – но единственной слабой верой, которую полукровка сохранила, была вера в то, что дух заботится об их благополучии.

Несколько минут они шли молча, пока Чан не подошел к ней вплотную и не внес разнообразие в ритмичный, отдающийся эхом лязг шагов по металлической решетке.

– Моя госпожа, мы идем пешком… уже несколько сотен ярдов.

– Да. И что? – Это прозвучало нетерпеливо, поскольку призраки Арчет последовали за нею в этот простой прямой туннель и не собирались оставлять ее одну в ближайшее время.

– До края ямы было всего сорок или пятьдесят ярдов, моя госпожа. Самое большее – шестьдесят.

– Это…

«…неоспоримая правда, Арчиди».

Она подавила желание застыть как вкопанная. Вместо этого немного замедлила шаг, бросила взгляд через плечо, изображая небрежное безразличие. Лицо Чана в полосатом оранжевом свете выглядело напряженным: он еще не испугался, но был к этому близок. Позади него она увидела другие взволнованные лица в том же мерцающем свете: все члены отряда изо всех сил пытались побороть страх. Арчет опять повернулась вперед, прежде чем они смогли бы уловить что-то в ее собственных чертах, чего она не желала им показывать. Проворчала что-то нечленораздельное.

– Это кириатское волшебство, моя госпожа?

– Да, так и есть, – беспечно ответила полукровка. – Не о чем беспокоиться. Видишь ли, мой народ поднаторел в работе с силами, которые удерживают нас на Земле, э-э, в их изменении сообразно своим целям.

– Но тогда… – Чан откашлялся. – Где мы, госпожа?

– В шахте. – Она на это горячо надеялась. – Мы в нее спускаемся. Но туннель, э-э, позволяет нам при этом не падать. Понимаешь?

Короткая пауза, к счастью заполненная топотом их ног по железу.

– Выходит, это та же самая магия, что поднимала лифт в Ан-Кирилнаре?

– Э-э… Да. В значительной степени.

– Значит… – В его голосе звучало сомнение. – Мы не можем упасть?

– Нет-нет, это невозможно. – Она поморщилась, глядя во тьму туннеля впереди… или внизу… а какая разница. – Такого не может случиться. Силы, э-э, действующие здесь, не допустят, чтобы нас постигла подобная участь.

– Должен ли я рассказать об этом остальным, моя госпожа?

– Да, хорошая идея. Передай дальше.

«Может, у тебя это выйдет убедительнее, чем у меня».

Она притворилась, что не слышит, как вдоль цепочки идущих по туннелю летит волна шепота, пробуждая тревожный тихий прибой. Попыталась не волноваться о том, насколько глубока эта яма в действительности и как далеко они могут упасть – лицом вперед, в плохо освещенную тьму, – если окажется, что она и впрямь такая гадкая лгунья, какой себя ощущает.

Воранжевом сумраке невозможно было вести точный учет времени, но Арчет показалось, что прошел целый час, прежде чем они увидели впереди какое-то сияние. Отряд шел не в походном темпе – несмотря на все протесты, раны Канана Шента его замедляли, и были другие, кто получил повреждения во время вчерашней стычки, – но с какой стороны ни посмотри, они, должно быть, уже погрузились в землю по меньшей мере на пару миль.

«Ну да. Копатели в Монале уходили куда глубже».

По правде говоря, хотя сам масштаб ямы и магия туннеля произвели на нее некоторое впечатление, ничто не поразило ее так уж сильно. В конце концов, она оставалась кириаткой и по инстинкту, и по воспитанию. Жизнь под землей – вот что было свойственно ее народу.

Пятно яркого света превратилось в дверной проем, похожий по очертаниям на тот, что приоткрылся для них на поверхности. Дух вошел в него без колебаний и выжидающе завис на другой стороне.

«Ну, а что еще мы будем делать? Развернемся и пойдем обратно?»

Арчет осторожно шагнула в проем. Она очутилась в огромном помещении со стенами из необработанного камня, залитого чем-то вроде прозрачной как стекло смолы, переходящими в тускло освещенное сводчатое пространство над головой, заполненное угловатыми железными конструкциями и свисающими кабелями. Она почувствовала, как от этого зрелища ее охватило облегчение. Все выглядело таким знакомым. Туннели и шахты в Ан-Монале имели почти такое же покрытие. На самом деле это вполне мог быть – она оглядела груды железного хлама, заполнявшие помещение со всех сторон, – какой угодно склад в комплексе сухих доков вулканической гавани Монала. В нем, несомненно, хранился тот же хаотичный ассортимент брошенного снаряжения.

Чан и остальные нерешительно прошли внутрь, с благоговением озираясь по сторонам. Они посмотрели вверх, в темноту, прикрывая глаза от света. Она услышала пару сдавленных ругательств. Не то чтобы освещение зала сильно отличалось от того, что было в туннеле, но его было гораздо больше. Широкие светящиеся пятна и вены пульсировали в смоле – и она видела, как все новые и новые пробуждаются, по всей видимости, в ответ на их появление, – отбрасывая теплое оранжево-золотое сияние, которое ощущалось почти как возвращение домой на залитые закатом улицы Ихельтета за час до летних сумерек. Такой же мягкий жар чувствовался и в воздухе – она посмотрела вниз и увидела под ногами прозрачную смолистую поверхность, опустилась на колени, чтобы коснуться ее рукой, и почувствовала, как сквозь покрытие сочится тепло. Сама скала на такой глубине, как она знала по опыту в Ан-Монале, была достаточно горячей, чтобы обжигать плоть, но смола выполняла двойную функцию: это простое в сотворении вещество обеспечивало безопасную изоляцию и структурную поддержку.