Однако в то же время двухмоторные ночные истребители получили новый шанс после того, как их оснастили бортовыми радарами «Лихтенштейн» SN2, которые не поддавались воздействию «Окна». Вновь появилась возможность атаковать потоки вражеских бомбардировщиков на их пути к цели и назад. Накал событий достиг пика 30 марта 1944 года во время налета на Нюрнберг, когда британское КБА понесло самые тяжелые потери за всю военную историю, как раз за два дня до той даты, которую маршал Харрис наметил для капитуляции Германии под ударами его собственных бомбардировщиков.

Для этого времени года вечером 30 марта 1944 года погода была исключительно хорошей: ясной и тихой, а на западе облачность отсутствовала. На своих базах, размещенных по широкой дуге от Северной Франции, через Бельгию и Голландию, Западную и Северную Германию до Берлина экипажи ночных истребителей сидели в боевой готовности в кабинах своих самолетов. К полуночи появилась луна, освещая все своим мягким светом. О лучших условиях для ПВО и мечтать не приходилось. Если британцы и в самом деле прилетят, им будет определенно плохо.

Примерно в 23.00 командующий I истребительным корпусом генерал-майор Йозеф Шмид отдал приказ на взлет. До сих пор бои велись силами лишь небольших подразделений – отражение налетов «москито» на аэродромы ночников в Голландии да «галифаксов», занятых минированием районов Северного моря. И ПВО не отвлекалась на эти мелкие операции. Она ожидала начала главной атаки, которая по безошибочным признакам готовилась по ту сторону Ла-Манша. Наконец поступило донесение о том, что первая волна бомбардировщиков над морем направляется на юго-восток в сторону Бельгии. Еще до того, как они достигли побережья, большинство германских истребителей уже поднялись в небо им навстречу.

Генерал-майор Вальтер Грабман, командир 3-й дивизии истребителей в Дилене, приказал своим частям предварительно сосредоточиться возле радиомаяка «Ида» к югу от Аахена. Самолеты 1-й истребительной дивизии полковника Хайо Германа в Доберице и 2-й дивизии генерал-майора Макса Ибеля в Штаде уже летели к маяку «Отто» к востоку от Франкфурта. Принесут ли эти меры успех, во многом зависело от удачи, ибо ни один дивизионный командный пункт не мог предсказать с какой-либо степенью уверенности маршрут, который изберут бомбардировщики: то ли они разделятся на своем пути, а может быть, приберегли какую-нибудь отвлекающую атаку.

А тем временем экипажи истребителей внимательно следили за непрерывным потоком радиограмм, поступавших с земли. Признавая огромную важность этого аспекта, британцам долгое время удавалось глушить радиопередачи. Но поскольку мощность радиопередатчиков возросла, связь возобновилась.

«Курьеры летят широким фронтом между устьем Шельды и Остенде, – гласило сообщение. – Их много сотен. Авангард находится к югу от Брюсселя, курс 90 градусов. Высота 5300–7300 метров».

Куда же они направляются? В какую сторону повернут? Нынешним курсом они могут оказаться вблизи «Иды» на севере и «Отто» на юге, и в обоих пунктах сконцентрированы истребители.

Именно так и произошло. Примерно 220 километров, до тех пор пока они не миновали Фульду, бомбардировщики летели строго на восток. Почему КБА, общепризнанный мастер в технике обмана и резких изменений курса основной группы, на этот раз приказало «ланкастерам» и «галифаксам» лететь по прямой, остается загадкой. И в результате направило их прямо в руки ночных истребителей.

В течение последних нескольких месяцев британцы регулярно посылали дальние истребители «москито» на Германию, что привело к тому, что на «Ме-110» теперь размещался экипаж из трех человек. Этой ночью за спиной старшего лейтенанта Мартина Дрюэса, пересекавшего Бельгию в направлении радиомаяка «Ида», сидели его радист капрал Хандке и стрелок сержант Петц, чьим основным делом было следить за хвостом и защищать самолет от наскоков сзади. Сейчас его присутствие окупило себя. Никто не ожидал особых событий, по крайней мере до достижения маяка. Петц вдруг вскочил и воскликнул:

– Внимание! Только что над нами пролетел четырехмоторный самолет. Вот он, слева!

Двое остальных тут же повернули голову в этом направлении, но уже было поздно. «Мессершмит» летел быстро, и бомбардировщик пропал из виду. Но там, где один, наверняка должны быть и другие. Дрюэс повернул на восток, а Хандке включил радар – новый «Лихтенштейн» SN2. Как только загорелись две трубки – левая определяет направление на объект, а правая – его высоту, – Хандке начал свою работу. На обеих трубках были точки, три из них совершенно отчетливые, все с разными азимутами и расстояниями.

– Мы находимся буквально в середине строя бомбардировщиков! – воскликнул он.

Чтобы подойти к ближайшему бомбардировщику, было необходимо набрать некоторую высоту, а найдут ли они этот самолет врага или нет, зависело от радиста-оператора радара. Он наводил летчика на цель исключительно по показаниям своего прибора. Наконец значение расстояния по аппаратуре уменьшилось до 330 метров.

– Он должен быть прямо впереди нас, – сказал Хандке, – и чуть выше.

Вдруг Дрюэс различил взглядом четыре небольшие вспышки выхлопных газов и сразу же после этого – темный контур бомбардировщика, вырисовывавшийся в лунном свете на небе. «Дистанция 200 метров», – прочел на приборе Хандке. Больше он ничем помочь не мог: SN2 не действовал при расстояниях менее 150 метров.

Истребитель медленно подкрадывался снизу к своей жертве – «ланкастеру». Последний, ничего не подозревая, продолжал прямолинейный полет на той же высоте. Дрюэс сравнял свою скорость со скоростью вражеского самолета и вновь начал набирать высоту. Взгляды трех пар глаз были прикованы к огромной грозной тени, висевшей в небе. Они находились от противника уже в каких-то 15 метрах, и можно было отчетливо разглядеть небольшой выступ радарной установки «воздух – земля». Кроме этого нельзя было заметить никаких других модификаций. У этого «ланкастера» все еще не было пулеметной точки в брюхе, поэтому он оставался слеп и уязвим снизу. Неужели британцы действительно не понимали, что атаки с этого направления были причиной большей части их потерь?

Дрюэс прильнул к окуляру прицела в верхней части кабины и тщательно прицелился в левый бортовой двигатель. Этот прицел был связан с двумя 20-миллиметровыми пушками позади кабины, которые стреляли вперед под углом 72 градуса. А потому не было нужды пристраивать самолет так, чтобы воспользоваться пулеметами, установленными в носовой части: вражеский самолет можно было с таким же успехом поразить снизу, летя параллельным курсом.

И вот, когда пилот нажал на гашетку и зазвучала «schrage musik», или «косая музыка», засверкали вспышки попаданий в крыло соперника. Если прицелиться в фюзеляж, может сдетонировать бомбовая загрузка, и истребитель также окажется в зоне поражения. Как бы то ни было, пламенем охватило все крыло, и резким разворотом влево германский ночной истребитель ушел из опасной зоны. Борьба «ланкастера» со смертью длилась пять минут, пока он недолго летел вперед, похожий на горящий при кремации гроб, а потом стал круто падать в восточном направлении. Оглушительный взрыв при его падении свидетельствовал о том, что его бомбы все еще оставались на борту.