Она с удовлетворением отметила, что Роджер скривился, будто ему в рот сунули дольку лимона.

— Вы закончили? — спросил он.

— Не думаю, но я позволю вам высказаться, если вы для этого пришли.

Тут Роджер резко рявкнул на нее:

— Меня не удивляет, что вы так неустанно мелете всякую ерунду — вам это всегда было свойственно, — но даже вы должны осознавать всю тяжесть вашей ситуации!

Мисс Темпл никогда еще не видела его таким раскованным и напористым, и ее голос внезапно упал до холодного шепота:

— Я осознаю ее в полной мере… уверяю вас, мистер Баскомб.

Он не ответил — он (как с раздражением поняла она) хотел, чтобы его негодующий упрек целиком дошел до нее. Исполненная решимости не прерывать молчание, мисс Темпл обнаружила, что изучает перемены, произошедшие с его лицом и манерами, причем делает это против своей воли, потому что она все еще надеялась в ответ на внимание облить его холодным презрением. Она понимала, что через Роджера Баскомба можно удобнее всего выяснить последствия воздействия Процесса на человека. Она видела миссис Марчмур и принца, чувственные манеры первой и бесстрастную отстраненность второго, но она не знала, какими они были прежде. То, что она видела на лице Роджера Баскомба, болью отдавалось в ее сердце, но тяжелее всего было знать, что эти изменения (а она в своем сердце была уверена, что так оно и есть) отвечают его искреннему желанию. Роджер всегда и во всем любил порядок, он со всей скрупулезностью относился к правилам светского этикета и при этом назубок помнил, у кого какой титул и какое имение. Но она знала (и этим отчасти объяснялась ее привязанность к нему), что такое повышенное внимание к общественному положению объясняется отсутствием титула у него самого и его далеко не самым высоким постом в правительстве. Теперь она видела, что это в нем изменилось, что способность Роджера взвешивать различные интересы и вес людей в обществе использовалась им уже не для самозащиты, а, напротив, он всеми силами пытался извлечь из этого выгоду для себя. Она не сомневалась, что он смотрел на других заговорщиков как хищник, подстерегающий жертву, — и не дай бог ей замешкаться (она вдруг поняла, что забинтованная рука Франсиса Ксонка вызывает у Роджера тайное удовлетворение). Прежде, если Роджер морщился, когда она вдруг взрывалась или высказывала свое мнение, то причиной его неудовольствия было отсутствие у нее такта или уважения к той тонкой ткани разговора, что плелась с его участием. Сейчас, несмотря на ее попытки укусить или спровоцировать его, она наталкивалась только на снисходительное рассеянное внимание, проистекающее из нежелания тратить время на того, кто ничем не может ему быть полезен. Это наполнило мисс Темпл такой печалью, какой она не могла предвидеть.

* * *

— Я решил, — начал он, — по предложению графини ди Лакер-Сфорца немного поговорить с вами…

— Я так полагаю, графиня дает вам и массу других советов, — прервала его мисс Темпл, — и не сомневаюсь, вы со всем рвением следуете им.

Верила ли она сама в это? Обвинение это так само и просилось на язык, и она не смогла удержаться… но, похоже, оно прошло мимо цели.

— Поскольку, — продолжил он после короткой паузы, — предполагается, что по прибытии в Харшморт вы пройдете Процесс, то само собой получается, что, хотя между нами и были трения в течение нескольких последних дней, после вашего испытания мы окажемся на одной стороне, станем союзниками.

Она ждала совсем не этого. Он смотрел на нее, готовый ко всяким неожиданностям, словно ее молчание могло быть прелюдией к новой вспышке ненависти.

— Селеста, — сказал он, — я вас умоляю — будьте благоразумной. Я говорю о фактах. Если это необходимо… если это поможет вам понять, на каком вы свете… я готов еще раз заверить вас, что более не питаю к вам никаких нежных чувств… и в равной мере — никаких обид.

Мисс Темпл не верила своим ушам. О каких это обидах он говорит? Ведь это она была им брошена, она, которая столько вечеров и дней во время их помолвки провела в той затхлой атмосфере, что витала в доме высокомерного, прижимистого семейства Баскомбов.

— Что-что? — выдавила она наконец из себя. Он откашлялся.

— Я хотел сказать, что наш новый союз… потому что ваши привязанности переменятся, и, насколько я знаю графиню, она будет настаивать на том, чтобы мы вдвоем продолжали работать вместе…

Мисс Темпл, выслушав Роджера, сощурилась, размышляя, что бы это могло означать.

— И лучше всего было бы, чтобы вы, как разумное существо, могли по-доброму относиться ко мне, забыв о вашей тщетной любви и бессмысленном разочаровании. Уверяю вас — так будет меньше боли.

— А я уверяю вас, Роджер, что об этом не может быть и речи. К сожалению, я в последнее время была очень занята и даже не вспоминала о своем к вам презрении.

— Селеста, я говорю ради вашего же блага… поверьте, по отношению к вам проявляют великодушие…

— Великодушие?

— Не думаю, что вы в силах понять, — пробормотал он.

— Конечно нет! Ведь мои мозги не переделала машина!

* * *

Роджер несколько мгновений молча смотрел на нее, потом медленно встал, расправил на себе по привычке пальто, разгладил двумя пальцами волосы; несмотря ни на что, даже и теперь в глубине сердца она находила его привлекательным. Но во взгляде, который он не сводил с нее, она читала новое качество, неизвестное ей прежде в этом человеке, — нескрываемое презрение. Он не был озлоблен — напротив, больше всего ее уязвляло полное отсутствие эмоций в его глазах. Этого она не могла понять — Роджер Баскомб казался ей человеком, которого она встретила в первый раз.

— Вы увидите, — сказал он холодным и тихим голосом, — Процесс изменит вас коренным образом, и вы поймете — впервые в жизни, я в этом уверен, — истинную природу вашего ума. Графиня говорит, что у вас есть резервы характера, не замеченные мной. И я могу с этим только согласиться — я их не почувствовал. Вы всегда были хорошенькой девушкой, но таких сколько угодно. Я с нетерпением жду, когда смогу увидеть — после того как вы будете преобразованы до мозга костей той самой «машиной», которую вы не в силах понять, — действительно ли в вас есть что-то примечательное.

Он вышел из купе. Мисс Темпл не шелохнулась, в ее голове звучали его едкие слова и тысяча не произнесенных ею ответов, лицо ее раскраснелось, а пальцы обеих рук сжались в кулаки. Она выглянула в окно и увидела свое отражение в стекле — между нею и темнеющим простором болот, мчащихся мимо поезда. Ей пришло в голову, что этот неясный, прозрачный, вторичный образ — идеальная иллюстрация ее нынешнего состояния: во власти других людей, когда ее собственные желания не имеют значения, иллюзорные и призрачные. Она испустила нервный вздох. Почему — после всего — Роджер Баскомб все еще присутствует в ее чувствах? Каким образом ему удалось сделать ее такой невыносимо несчастной? Ее волнение было несообразным (не было никакой точки отсчета, откуда она могла бы начать разматывать ответы), и сердце ее билось все сильнее и сильнее, наконец она была вынуждена сесть, закрыв руками глаза и глубоко дыша. Потом мисс Темпл подняла взгляд — поезд замедлял ход. Она прижалась лицом к стеклу, загораживая собой свет из коридора, и сквозь отражение увидела станцию, платформу и намалеванные белые буквы «Орандж-Локс». Она повернулась и увидела майора Блаха, который открывал дверь, делая жест рукой, приглашая ее на выход.