Цуканов вроде заинтересовался, освободил пуговицу на животе. Недостойное мента безобразное пузо прокатилось между бортами пиджака к коленям.

— Я как раз ищу стальную дверь… Наверное, дорогая штука! А, Муса?!

Кавказец посомневался:

— Почему дорогая?! Нормальная.

— И где их делают? — От Цуканова было невозможно отделаться. Игумнов на это рассчитывал. — Наверное, у черта на куличках?! Или в Центре?

Муса подумал. Джабарову это вроде ничем не угрожало.

— В Центре… На Каляевской.

— Где там?

— Ближе к Садовой.

— Если от Новослободской–справа?..

Цуканов детально все выспросил.

Теперь можно было проверить, какое количество фирменных ключей полагалось вместе с замками.

— Ладно…

Мусу под конвоем во главе все с тем же младшим инспектором Карпецом отправили в прокуратуру.

МЕНТЫ. ИГУМНОВ.

В предбаннике у кабинета Картузова не было никого, кроме начальницы канцелярии.

Увидев входящего Игумнова, старая дева проворно сиганула к корзинке для бумаг, плюхнула ее сверху на барьер. Корзинка словно стояла тут с того самого дня, когда Игумнов ее здесь поставил.

Потом Ключница метнулась назад, к столу, как ни в чем не бывало, занялась регистрационным журналом.

Демарш был продуман заранее.

В противовес запланированной обструкции Игумновым для главы канцелярии была припасена откровенная лесть и реквизированная гвоздика из дежурной части.

— Это вам…

— Спасибо, — Она застеснялась. По сути все чудачества Ключницы были бескорыстны, продиктованы ее одиночеством вне службы.

— Когда хочешь, можешь быть мягким…

Гвоздика была милостиво принята.

— Наверное что–нибудь нужно… — Ключница была не злопамятна. Говори уж!

— Абсолютно бескорыстно… Только рапорт зарегистрировать. Какой у нас очередной входящий?

— Внутренний входящий?

— Да.

Существовал и входящий внешний, когда в канцелярию прибывал документ, рожденный на стороне.

— Оставь. Я зарегистирирую… Срочное?

— Надо, чтобы бумага попала в руки уже сегодня.

— В управление?

— Картузову.

— Шуточки у вас…

Ключница подвинула бумагу, стала читать.

Игумнов прямым текстом сообщал о том, что выстрел на перроне был, скорее всего, произведен неизвестным из Управления Охраны КГБ, связанным с неким Волоковым, который проживает на Новой Башиловке. Связи группы тянулись к таинственно исчезнувшему владельцую кафе «Аленький цветочек» на Арбате Джабарову и к местному отделению милиции.

— Что же вы такое пишите?! — Игумнов словно предложил ей непредназначенную для дамских глаз вычеркнутую автором главу из «Москва–Петушки» Венички Ерофеева.

О таких вещах полагалось сообщать начальству устно с глазу на глаз.

В канцелярии потянуло холодом.

Ключница вернула рапорт.

— Сами ему покажите. Прикажет — я зарегистирирую!

— А если завтра что–то произойдет. Взрыв или еще что–нибудь. Вы на себя возьмете ответственность…

— Ну, Игумнов! — Крашенный хной букли ее разлетелись. — А сами вы?! Такой ответственный?! Срочные телефонограммы читаете? Могли бы и поинтересоваться! Вас вызывают в Инспекцию по личному составу. Вы…

Она не знала, к чему придраться. В глаза бросились его металлические фиксы во рту.

— Я думаю: зубы вам все–таки за дело выбили! Допекли кого–то!

— Безусловно, — ему было ее искренне жаль. — Это точно насчет Инспекции?

— Вот…

Игумнов прочитал короткий текст: " начальнику розыска…явиться…»

Ключница напомнила о давнем эпизоде его армейской службы.

В то утро вместе с другими новобранцами он находился в умывалке. Когда заскочили оборзевшие, не привыкшие встречать отпор д е д ы, он как раз чистил зубы.

Дембели не собирались ждать, пока салаги закончат водные процедуры. Плотный румяный д е д с силой поддал Игумнова бедром, занял его место.

Игумнову не хватило несколько секунд, чтобы избавиться от зубной пасты во рту. Поэтому он таким же образом оттолкнул невежу, нагнулся над краном, чтобы набрать в рот воды.

Последовавший удар сбоку по голове привел зубы в соприкосновение с водопроводным краном. В мгновение во рту оказалось кровавое крошево. Игумнов сплюнул. Красная юшка растеклась по раковине.

Это был урок.

Салаги вокруг, как по команде, отскочили от умывальников, сбились в кучу — происшедшее с Игумновым всех шокировало.

Кроме старослужащих.

Д е д, проучивший салагу, спокойно занял освободившееся место, нагнулся над раковиной.

Игумнов выскочил в коридор.

За дверью стоял деревянный тяжелый табурет…

Удар пришелся д е д у по самому кумполу. Разбушевавшийся салага, до того, как его успели скрутить, пару раз добавил ему еще ногой по ребрам.

Скрыть происшедшее не удалось.

Дембеля отправили в медчасть. Его друзья доставили салагу на губу. Предварительно долго и сильно метелили ногами.

Вскоре появился дознаватель. Дальнейшая судьба Игумнова могла сложиться весьма печально.

На счастье, почти одновременно с дознавателем в части появился дядя Игумнова — брат матери, Иван Васильевич Игумнов, завгар из Шарьи.

Тому способствовал счастливый случай.

На межрайбазу в Шарью выделили с завода новенький «газон» и дядя взялся самолично его перегнать — не мог отказать сестре, просившей навестить сына.

— Племяш тут у меня…

— Игумнов? Кто же это у нас Игумнов… — шевелил губами командир части, проглядывая список.

Познакомиться как следует с новобранцами он еще не успел.

Часть была специальная. В документах Особый Отдел застраховался — на всякий случай указал и вторую — нерусскую — фамилию призывника. Она и прилепилась.

— Это Шварц, что ли?

— Точно!

Комбат был человеком простым, лишенным дипломатии. Посетовал в сердцах:

— Он — еще и Игумнов! Мне бы сразу понять, когда он ему врезал табуретом! А то — сколько у меня служило шварцев — ни один не сидел на губе!

Дядя Игумнова и комбат друг другу понравились.

Дядя посетил комбата на квартире в военном городке. Вместе с новеньким «газоном» он прихватил с завода еще чистого спирта–ректификата в бутылках — им так и не суждено было прибыть в Шарью.

Ходил Игумнов–старший и к д е д у, у которого оказалось сотрясение мозга, хотя и не особо сильное. При падении он умудрился еще получить трещину ребра. Выпивали, разговаривали. До дембеля дошло, что неприятности, в первую очередь,

грозят ему самому как нападавшему и зачинщику драки. Посоветовавшись с дознавателем, дембель переписал рапорт.

Дознание было прекращено.

Комбат, гулявший с дядей в субботу и воскресенье, прямо на губе в присутствиии дознавателя и шарьинского родственника опоясал Игумнова–Шварца подвернувшмися под руку тяжелым резиновым шлангом.

— А теперь в казарму!

Игумнов ткнул себя ладонью в висок. Все тело болело. Беззубый рот кололся осколками.

— Ешть в кажарм–у..!

— И чтобы в следующий раз!..

Следующего раза не было.

На Сивцевом Вражке, когда Игумнов подъехал, была обычная сутолока. Непрерывно подкатывающие машины, хорошо одетая публика. Дубленки, шубы, меховые