в первую очередь, виноваты сами!

Игумнов покачал головой.

— Банальный грабеж! Это у нас бывает.

Романиди запротестовал:

— В Соединенных Штатах преступность на несколько порядков выше! В Гарлеме даже днем нельзя быть спокойным за свою жизнь…

— Надо заявить куда следует! — Игумнов, наконец, получил доступ к тому, что его интересовало. — В милиции вы были?

— Был! Но! — Романиди отпил кофе. — Я и в милиции сказал: " Никакого производства по этому делу!»

— Это ваше право.

— Да. И они меня поняли. Одели, как смогли, напоили чаем. Отправили на акси… Представляете, как бы я в подобном случае помучился бы на Кипре! Там меня бы еще вдобавок и оштрафовали.

— У вас много пропало?

— Только охотничьи доспехи… И ключи.

— Как же вы пропали в квартиру?

— Я поехал к друзьям. Мы позавтракали, посоветовались. Жена Джабарова была на работе. Ей позвонили — она тут же приехала. В квартире были запасные ключи… И вот мы с вами сидим!

Игумнов понял:

" Опекуны, поселившие его здесь, связаны с Люськой… Они позвонили в «Аленький цветочек» после того, как я оттуда уехал…»

Романиди махнул рукой.

— Зато какая охота была!

— Где же это?

— Специальное охотхозяйство. Тут недалеко, под Москвой.

Он объяснил:

— Интернациональный клуб любителей охоты. За относительно умеренные деньги в валюте — охота, охотничий домик, сауна… Охота, спорт…

— Хозяин не демонстрировал вам свои успехи?.. Он ведь тяжелоатлет! Игумнов знал о тяжелых гантелях за стеной.

— Джабаров? Нет, мы ведь знакомы только заочно. По телефону.

— Вы не виделись?!

— Сговорились по телефону. Джентльменское соглашение.Он поверил на слово. Предоставил квартиру…

Игумнов кивнул:

" Одна команда. Кто–то позвонил от имени Джабарова…»

Мафиози, определенно, не было в живых:

" Строительный домик не нужен, квартру сдали…»

— Я, наверное, вас задержал? — От него не укрылось то, что гость посмотрел на часы. — Пожалуй, пойду. Спасибо.

В коридоре Игумнов задержался.

Ключей к замкам, которые он видел утром, на гвоздике уже не было. Местонахождение всех трех пар фирменных ключей выяснилось:

" У Романиди. У Люськи Джабаровой, у него, у Игумнова..».

КГБ, МЕНТЫ. КОЗЛОВ, КАЧАН

После звонка механика автоматической камеры хранения, Качан сквозь зал для транзитных пассажиров быстро прошел в к ее столику, но Динки на месте не оказалось.

Вместо нее поддежуривала молоденькая стажерка.

— Просили позвонить, — она сунула бумажку с телефоном.

Номер был четырехзначный — внутренний — коммутатора станции. Качан набрал его здесь же на аппарате механиков.

— Алло!

— Борис…

У телефона была Верка.

— Ты где?

Он ничего не мог понять. Обычно в выходные он звонил ей по городскому телефону.

— В депутатской. Тут на вокзале. Зайди на минуту! — Качану показалось, она расстроена.

— Что–нибудь случилось?

— Да нет. Потом. Зайди, пожалуйста.

Было непонятно — что делалала Верка в депутатской. Там чувствовала себя, как дома, только одна служба — транспортное КГБ…

Сам Качан был в комнате для депутатов всего раз — поздно ночью из–за разницы во времени смотрел вместе с начальством трансляцию хоккейного матча, откуда–то из Канады.

Запомнилось от того посещения немного. Большая гостиная, цветной телевизор с огромным экраном, электрический расписной самовар на столе. В холодильнике — неприкосновенный депутатский запас: боржоми, фрукты. В вазе на столе — печенье, конфеты.

Качан быстро пересек перрон.

Депутатская комната находилась в служебной части вокзала. Пассажиры тут не задерживались. Входная дверь, как обычно, была на запоре.

Качан поискал сбоку, нашел едва заметную кнопку. Нажал.Звонок задребезжал прерывисто, несильно.

Изнутри не донеслось ни звука.

Он позвонил снова. Сердце сжало недоброе предчувствие.

Из депутатской послышались тихие шаги.

Дверь открыла постоянная дежурная, обслуживавшая сотрудников КГБ, молчаливая, низкорослая, с сединой, перекрашенной хной, похожая на горбунью.

Она ни о чем не спросила, заперла за ним дверь, поплыла впереди по широкому коридору — в красном берете, длинной железнодорожной шинели, словно натянутой на укороченный сверху контрабас.

Качан вслед за ней вошел в гостиную.

Тут было пасмурно: свет с улицы едва проникал сквозь плотные шторы. Скрытый от посторонних глаз невидимый мир государственной безопасности…

Первой, кого Качан увидел внутри, оказалась Динка Горячкина — механик Веркиной смены — угрюмая бесцветная уродка.

Динка стояла у двери.

В торце длинного стола впереди с зареванной физиономией сидела Верка. Лицо у нее было красное — ревела она, видно, уже давно. Увидев Борьку, потекла снова.

Дальше, в коридоре подсобного помещения, виднелась пышная крашенная блондинка средних лет. Борька ее сразу узнал: Веркина мать…

«А эта еще тут зачем?»

За столом спиной к окну сидел высокий мужик. Он обернулся. Рыжий, с острыми чертами лица, с глубокими провалами глазниц.

Качан узнал его:

" Подполковник Козлов…»

Комитетчик был одет по–домашнему — без галстука, в импортном свитере, в спортивных брюках.

— Хочешь, чтобы я представился? — спросил Рыжий.

Качан цокнул языком.

— Узнал, выходит?

— Транспортное КГБ.

Качан не удивился его костюму: комитетчики то и дело встречались с агентурой, в том числе и возвращавшейся из–за рубежа в составе туристических групп. С агентурой общались в гостиничных кафе, где–нибудь в кулуарах на теннисном корте.

Одеваться приходилось сооответствено.

— Вот и хорошо. Да ты садись, Борис! В ногах правды нет…

Качан подвинул стул. Он ничего не понимал.

— Девочки, вы пока пройдите. Ты туда… — Козлов показал Динке на внутреннеее помещение, — а ты, Вера, в коридор. Там стул. Мы с Борисом сейчас немного поговорим и разойдемся. Скоро будете свободны.

Дежурная по депутатской комнате исчезла еще раньше — неслышно астворилась вместе с шинелью, рыже–седыми прядями и сплющенным контрабасом.

— Кто–нибудь знает, что ты здесь? — спросил Козлов.

Качан покачал головой:

— Никто.

— Вот и хорошо… Поговорим как мужики и никто ни о чем не узнает! Я прав?

— Наверно…

Он так еще ничего и не понял.

— Разговор строго между нами, — Козлов изменил тон, спросил без напора. — Прошлой ночью, когда Верка приезжала к тебе, вас никто посторонний не видел?

Зеленоватый огонек тлел в самой глубине обрывистых глазниц.

" Вон оно что!»

— Мне, сам понимешь, не важно это. Я ей не муж. И сам тоже мужик. Просто обоим вам добра желаю…

Качан неожиданно успокоился.

— А зачем ей ко мне приезжать?!

— Да я не спрашиваю — «Зачем ей приезжать?» — Козлову показалось, что Качан его плохо понял. — Это ваше личное дело. Может