Часто, забыв про то, что подводная лодка запуталась в водорослях Саргасова моря или зажата в арктических льдах, Павлик и Галя заговаривали о совсем других вещах, непонятных мне. Они болтали об экзаменах, которые будут сдавать первый раз, об уроках, о школьных товарищах. Особенно часто они разговаривали о школьном туристическом кружке. Галя и Павлик недавно записались в него и мечтали о летних походах. Я слушал с тайной завистью. Я не вмешивался в разговор, и про меня забывали. На столе обиженно мигал светлый глазок забытого перископа.

Каждый вечер, ложась спать, я думал, что все у нас как-то расклеилось, и не мог понять, отчего это. Я засыпал, и наутро оставалась только смутная обида.

Теплые дожди шумели за окнами, изредка переходя в ливни. Тогда ветер сердился, рвал на части дождевые струи и швырял в оконные стекла горсти крупных капель.

Однажды Павлик заболел и не пошел в школу. После уроков к нам забежала Галя и стала рассказывать Павлику, что сегодня интересного было в школе.

Я сидел на кровати и листал надоевшую подшивку «Всемирного следопыта». В журнале мне попалось незнакомое слово.

— Павлик, что такое «томагавк»? — спросил я. Павлик не обратил внимания. Тогда я наклонился и потянул его за рукав. Галка замолчала, а Павлик дернул рукой и раздраженно сказал:

— Отцепись ты, Андрей. Поговорить не даешь…

Вот как! Я заморгал от обиды. Вспомнил вдруг темный чердак, прыжок в сугроб. Тогда Павлик называл меня другом. «Как на фронте». А теперь плевать на друга? Связался с девчонкой…

Молча я положил на стол журналы и взглянул на бывшего друга. «Эх ты, капитан!» По-моему, я не сказал вслух этих слов. Просто повернулся и быстро пошел из комнаты. За спиной стало очень тихо.

Павлик догнал меня в коридоре.

— Андрейка, ты куда? — окликнул он.

И тогда я не выдержал и заплакал, прислонившись головой к дверному косяку. Вышла Галка и стала спрашивать в чем дело.

— Отстань, — всхлипнул я и дернул плечом, чтобы сбросить ее руку.

— Галка, иди в комнату, — велел Павлик. Она ушла.

— Что с тобой, ну чего ты плачешь? — начал допытываться он.

— Вы на меня… внимания… не обращаете. Ну и не надо, — всхлипывал я. — А еще друзья… Ладно. Скоро пойду в школу, у меня будет много друзей и товарищей!

— Андрейка, ты что? Мы же всегда были вместе, — растерянно бормотал Павлик.

— Больше не будем вместе, — мрачно изрек я и ушел в свою комнату, заперев за собой дверь. Я решил быть твердым.

Прижавшись лбом к холодному стеклу, я смотрел, как пузырятся под дождем лужи. По грязной дороге тянулась колонна пленных немцев. Они шли, ссутулившись, натянув на уши мокрые пилотки.

— Довоевались. Так вам и надо, — пробормотал я, но злости почему-то не почувствовал.

Валерка

Апрельские дожди сделали свое дело. Накануне Первомая зеленый туман окутал тополя. Ветер согнал с неба все тучи и высушил улицы.

Помню первомайское утро. Словно узкие алые паруса, надувались ветром натянутые поперек улиц лозунги. Солнце горело на громадных оркестровых трубах.

Лена взяла меня на демонстрацию. Едва поспевая за восьмиклассниками, я тащил на длинной палке вырезанного из фанеры фашиста с воткнутым в него красным штыком.

Колонна проходила мимо нашего дома, и у ворот я заметил Павлика. Он помахал мне рукой, но я не собирался мириться и гордо отвернулся.

После демонстрации мы направились домой, но в двух кварталах от дома Лену остановил какой-то незнакомый парень в гимнастерке. Они о чем-то начали спорить. Парень повторял все время: «Мы же договаривались!» В конце концов Лена сказала мне:

— Иди один, Андрейка. Дорогу знаешь, не маленький.

Один так один. Это даже лучше. Я направился к дому, но передумал, решил сходить к оврагу, узнать, сильно ли разлился ручей. На берегу я увидел мальчишку одинакового со мной роста, в матросском костюме. Такой костюм с синим воротником и якорем на рукаве был моей страстной мечтой.

С тайной завистью я разглядывал мальчишку, а тот, не обращая на меня внимания, швырял камни в овраг. Он старался попасть в ручей, но не мог добросить.

— Эх ты. Моряком нарядился, а камни кидать не умеешь, — не выдержал я.

Он сразу обернулся.

— Не умею?

— Нет.

Он слегка сдвинул густые темные брови и сказал негромко:

— Сейчас как дам…

— Я вперед дам.

— Дай.

Раньше я никогда не дрался. Теперь, шагнув к своему противнику, я неловко ткнул его кулаком в плечо. Тот неожиданно присел и обхватил мои ноги. Мы покатились по траве. Скоро мальчишка оказался сверху. Стараясь скинуть его, я перевернулся и вдруг почувствовал, что мы оба летим под откос в сухие заросли прошлогоднего бурьяна.

Никаких серьезных повреждений мы не получили, но царапин и синяков досталось не меньше, чем по дюжине на брата. Благодаря счастливому случаю, мы свалившись под откос, почти сразу застряли в большом кусте боярышника.

Немного оправившись от страха, я взглянул на своего врага. Мальчик сидел на корточках и разглядывал полуоторванный якорь на рукаве.

— Влетит тебе, — сказал я.

— Тебе тоже, — обнадежил он.

Но я знал, что мне не влетит. Рубашка и штаны были целы, а царапины касались меня одного.

— Ну и долго вы будете сидеть в колючках, — раздался вдруг густой хрипловатый голос. Я взглянул наверх. На берегу оврага стоял очень худой человек в выцветшей гимнастерке без погон, брюках галифе и ботинках без обмоток. Он слегка опирался на самодельную некрашеную трость.

— Вылезайте, — сказал он.

Мы выкарабкались наверх, и человек, который был, видимо, отцом мальчика, взял нас за руки, сунув трость подмышку.

Прихрамывая, он повел нас через дорогу. Его сухая твердая рука совсем не сильно сжимала мою ладонь, но я почему-то не старался освободиться.

Мы пришли в маленький зеленый двор. На крыльцо вышла темноволосая женщина. В одной руке она держала полотенце, в другой только что вымытую тарелку.

— Нина, как ты думаешь, чем занимались эти молодые люди? — спросил наш провожатый.

— Насколько я понимаю в таких делах, у них была драка, — уверенно заявила женщина. — Верно?

Мы молчали, пораженные такой проницательностью.

Тогда она ушла в дом и вернулась с пузырьком йода. Нам ничего не оставалось, как мужественно вынести процедуру смазывания царапин.

— Теперь знакомьтесь и миритесь, — последовал приказ мужчины.

Мы посмотрели друг на друга.

На лбу моего бывшего противника тянулась косая коричневая полоса йода. В темных волосах запутался сухой лист боярышника. Серые глаза смотрели очень серьезно.