Минутой далеко не будничного счастья стала для меня в минувшем году встреча с книгой прежде незнакомого мне писателя. Открытые наугад страницы — одна, другая, третья — призывали не останавливаться на них, а тот, кому они обязаны были жизнью, казалось, обращался ко мне с вопросом: неужели ты не переведешь мою книгу?

Ответом на его заочный немой вопрос является эта публикация.

Переводя «Минуты будничного счастья», я тщетно пытался определить жанр книги. Варианты (немногие) были, но все они упирались, как в стену, в булгаковские «Записки на манжетах» и в совсем уж не подходящие для итальянца астафьевские «Затеей»…

Варианты были, пока я не сказал себе: хватит. Пока не сказал себе, это не рассказы и не эссе. Житейские истории? Любовные? Возможно, хотя применительно не ко всей книге. Заметы? Может быть, хотя тоже применительно не ко всем страницам этого необычного коллажа. Ну вот, а говорил себе: хватит. Конечно, это коллаж. Коллаж из воспоминаний, впечатлений, мыслей, поступков, разговоров. Своего рода мозаика, сочетающая разновеликие детали.

«Минуты будничного счастья» — не первая книга Франческо Пикколо. Расширению круга читателей его романов и рассказов способствует растущая известность их автора как сценариста: по сценариям Пикколо и сценариям с его участием снято более десятка фильмов.

Свою первую книгу Франческо Пикколо не без кокетства озаглавил «Дневник бесталанного писателя» (1994), и не исключено, что именно ее он имел в виду, признаваясь: «Думаю, что я начал писать лишь потому, что меня неудержимо притягивали чистые листы бумаги».

Ранним воскресным утром, когда в городе пусто и тихо и он прекрасен, я выхожу из дома побродить по улицам. И каждый раз встречаю их — двух или трех, а однажды встретил целых пять. Реже попадается одна. Но чтобы не встретить ни одной, такого не бывает.

Все они элегантно одеты, все на высоких каблуках, но наряд субботнего вечера не вяжется с размазанной косметикой на утренних, бледных после почти бессонной ночи лицах. В ушах, бывает, блестят серьги, на платьях или пальто — брошки. Иногда случается пройти несколько кварталов, прежде чем я услышу стук каблуков или звук открывающейся двери подъезда, откуда выходит одна из них, досадливо щурясь от утреннего света.

Она провела ночь в чужой квартире и сейчас ищет в незнакомом районе бар, чтобы выпить по дороге домой каппуччино.

Сразу видно: она принадлежит вчерашнему дню и не имеет ни малейшего отношения к воскресному утру. Она красивая, очень красивая, бледная, растерянная, оглушенная усталостью. Обессиленная. Но под выражением потерянности, как под ковром, прячется намек на счастье. Я вхожу вслед за ней в бар, тоже беру каппуччино, стою чуть поодаль, но так, чтобы видеть ее; я, не собираясь с ней заговаривать, лишь смотрю, как она медленно крутит ложечку, уставившись в пустоту, зевая. Я наблюдаю за ней, пока она не направится к выходу, пока не застучат в тишине каблуки. Она открывает дверь бара и уходит, иной раз забыв заплатить. И только с этой минуты можно считать, что вчерашний вечер закончился.

Заранее покупаю билет на поезд. Придя на вокзал, не сразу сажусь в вагон. Жду. Разглядываю журналы в киоске, покупаю в автомате бутылку воды. За две-три минуты до отправления поезда вхожу в вагон. И приближаюсь к своему месту с надеждой. Часто мне удается оценить обстановку. Если мое место свободно, кладу наверх чемодан и сажусь.

Разочарованный.

Потому что получаю удовольствие, когда обнаруживаю, что кто-то сидит на моем месте, молясь про себя, чтобы я не пришел.

Я знаю, что он то и дело смотрел на часы, знаю, что всякий раз, как кто-нибудь двигался по проходу в его сторону, он боялся, что идет человек, который предъявит билет на это место, знаю, что всякий раз, когда оказывалось, что опасность миновала, он с облегчением вздыхал — с облегчением и с надеждой. И знаю, что сейчас, когда поезд вот-вот тронется, он думает, что всех перехитрил.

В эту минуту появляюсь я. С неоспоримым правом заставить его освободить место.

Я, который еще несколько лет назад боялся найти свое место занятым, потому что мне было стыдно говорить, что это место мое, стыдно и неприятно. А теперь я, как последняя сволочь, делаю это с удовольствием.

— Прошу прощения, но это место, как будто, занято.

И я показываю билет.

Я специально говорю как будто — даю ему возможность надеяться несколько секунд, что сейчас я отойду со словами: ничего страшного.

Но я стою как вкопанный. И он, униженный, уходит, почти убегает в поисках другого места.

Ты никогда летом не уезжаешь. Днем сидишь дома, а вечером бродишь по городу. Это твоя любимая в году пора. Август. Вернее, середина августа. Неделя, максимум десять дней — прекрасное время. Все разъезжаются, а ты остаешься. Это твой отпуск без отпуска.

Представь себе. Что у тебя есть балкон с видом на весь город, откуда с началом июня ты видишь, что народу на улицах прибавляется и что ночью никто не торопится домой — людям есть чем заняться, только успевай. В какой-то момент, правда, ты замечаешь, что народу внизу становится меньше. Если до тебя, когда ты свесишься через парапет, донесутся уличные разговоры, ты услышишь, что люди прощаются: завтра я уезжаю, увидимся после отпуска. Постепенно город пустеет. В середине августа город покидает последний из твоих друзей и ты наконец остаешься один.

Твой отпуск без отпуска — ты это так называешь. Тебе нравится, что ты в городе полуголых иностранцев, фотографирующих каждый уголок. В самые жаркие часы ты сидишь дома, ешь мало, но зато непрерывно читаешь, смотришь фильмы, которые записал в прошлом году. Перед тобой летняя страница «Репубблики», и ты время от времени туда заглядываешь: нужно решить, что делать сегодня вечером. К пяти часам ты выбрал маршрут, который приведет тебя в три разных места. К шести часам из них остается два. К восьми — одно. Бывает и так, что ты собирался вечером в театр под открытым небом, но, подъехав к нему на скутере, не останавливаешься, проезжаешь мимо и колесишь по городу до глубокой ночи.

Иногда ты проводишь кучу времени в полупустых супермаркетах, закупаешь мороженое, чтобы держать в морозильнике. Часто пользуешься машиной (в другое время тебя не усадить за руль): тебе нравится, что, куда бы ни поехал, ты моментально найдешь, где припарковаться, но еще большая радость — вернувшись домой, найти для машины пять-шесть мест на выбор. Весь день, благодаря полуоткрытым окнам со ставнями, ты живешь в полумраке и кочуешь по квартире в поисках места на небольшом сквозняке. Ходишь по дому голый, валяешься на постели, глядя в потолок, — особенно после того, как примешь душ. А душ ты принимаешь по десять раз на дню. Тебе нравится, что время тянется бесконечно, нравится, что ты не знаешь, чем себя занять. Нравится даже, что от скуки ты вдруг начинаешь думать, не уехать ли тебе, начинаешь думать о друзьях, которые уехали кто куда, о том, как и к кому из них присоединиться. Нравится ходить взад-вперед по коридору в нерешительности: ну так что? я еду или не еду? Зная, что никуда ты не поедешь.