этакое, лишь бы оттянуть время. Именно поэтому конница Нея буквально наступала на пятки русскому арьергарду…

Но потери, потери… Такого на его памяти еще не было: лишиться полсотни генералов за одно сражение! Геройски погиб командир 2-го корпуса кавалерийского резерва дивизионный генерал Монбрен; его судьбу повторил командир 3-й пехотной дивизии барон Жерар… Коленкур, Плозонн… Ранены маршал Даву и все подчиненные ему командиры – Моран, Фриан, Дессе, Компан… Не стали исключением дивизионный генерал Груши[190] (командир 3-го корпуса кавалерийского резерва) и барон Латур-Мобур[191] (командир 4-го корпуса кавалерийского резерва).

И трупы, трупы, трупы… Бездыханных человеческих тел было так много, что Наполеон едва пробирался между грудами мертвых тел; страшнее было, когда какое-либо из этих тел начинало шевелиться и стонать… Позже ему доложат, что здесь, на поле генерального сражения, было потеряно до сорока тысяч человек из ста тридцати пяти личного состава, с которыми Бонапарт начал эту чудовищную по своим масштабам битву. Тот ручей на дне Семеновского оврага, как ему рассказывали, в разгар сражения был красен от крови…

Из воспоминаний военного хирурга Франсуа Мерсье: «…Наконец они [русские] принуждены были покинуть поле битвы, они отступили оттуда в полном порядке, потеряв в сражении более 40 000 солдат убитыми и ранеными, они отдали в плен всего не более 600 человек. Со стороны же французов – свыше 10 000 пало убитыми и 20 000 ранеными. Таким образом, в этот памятный день около 70 000 человек выбыли из строя с обеих сторон и в том числе свыше сорока одних только генералов».

Цена победы оказалась слишком высокой. Бородино если и стало для Наполеона викторией, то это была самая большая в истории человеческих войн пиррова победа.

Не многовато ли «пирровых» викторий?..

Из письма Наполеона императрице Марии-Луизе на другой день после битвы:

«Мой добрый друг, я пишу тебе на поле Бородинской битвы, я вчера разбил русских. Вся их армия в 120 тысяч человек была тут. Сражение было жаркое; в два часа пополудни победа была наша. Я взял у них несколько тысяч пленных и 60 пушек. Их потеря может быть исчислена в 30 тысяч человек. У меня было много убитых и раненых».

Бонапарт не лгал: он искренне был убежден в своей победе. Никто еще не знал, что потери русских составили в полтора раза больше. Но не было другого: тысяч пленных, разгромленного противника и… уверенности в завтрашнем дне. Зато было ясно другое: еще одно такое Бородино, и кампания будет проиграна.

* * *

Надежды русских солдат на то, что в ближайшие дни Кутузов даст Наполеону новое сражение, не оправдались. Несмотря на высокий боевой дух армии, она продолжала отступать.

– Доколе будем пятиться? – ворчали в полках. – Окружить его, Буонапартия, да по мордасам!..

– Отсель и до Москвы-матушки недалече… – поддакивали другие. – А ведь сойдись мы снова с французом в атаке, на сей раз спуску бы не дали! Хлипок он, мусью…

Спокойнее всех выглядел сам Кутузов. Гордый за своих солдат и армию в целом, Михаил Илларионович осознавал, какой высокой ценой дался отпор неприятелю. Однако огромные потери заставляли быть осторожным. Желание солдат вновь идти в атаку ничего не значило: откуда им знать, что опытный Буонапартий в сражении при Бородине воевал не в полную мощь, сумев сохранить свою гвардию?.. Лава этих «ворчунов» под конец битвы могла запросто снести отходящие ряды русских гренадер… Но Наполеон поосторожничал – и правильно сделал: ему еще до Москвы топать. И, несмотря на неожиданно большие потери, наполеоновская армия была по-прежнему сильна…

Бородино развязало Кутузову руки. Уже на следующий день после сражения он ничуть не сомневался: Москва будет сдана. Ситуация изменилась. На сей раз (и в этом он был уверен) главнокомандующему сдать город будет позволено. Времени на размышления почти не оставалось: французы начали стремительно обходить левый фланг русской армии, пытаясь, окружив ее, окончательно добить. Следовало грамотно маневрировать, чтобы не оказаться в ловушке, устраивать которые французы были большие мастаки. (Чуть позже станет известно, что противник готовит обход и правого фланга. Это заставило Кутузова действовать более активно.)

Вопрос о сдаче Москвы буквально витал в воздухе; все разговоры вольно или невольно возвращались к этому. Сложность заключалась в том, что мнения кутузовских генералов по данному вопросу разделились. Кто-то был категорически против сдачи города (например, начальник Главного штаба генерал Беннигсен, а также генералы Ермолов, Дохтуров, Коновницын и Уваров), кто-то (сам Кутузов и Барклай-де-Толли) имели противоположное мнение, предпочитая сдачу. Следовало определяться.

Вечером 1 (13) сентября в деревне Фили близ Москвы в избе крестьянина Фролова фельдмаршал[192] Кутузов собрал военный совет[193]. Обсуждался единственный вопрос: принимать ли новое сражение или отступить, сдав Москву?

– Прежде чем мы начнем обсуждение, – начал Кутузов, – хочу заметить: доколе будет существовать русская армия, способная противостоять неприятелю, до тех пор сохраняется надежда благополучно завершить эту войну. Если же армия будет уничтожена – погибнет не только Москва, но и Россия…

– Ручаетесь ли вы, Ваше сиятельство, за успех русской армии в случае новой битвы под Москвой? – спросил Беннигсена генерал Остерман-Толстой.

– Ответить на этот вопрос утвердительно можно лишь будучи сумасшедшим, – ответил начальник Главного штаба. – Следует понимать, что предугадать результат сражения не может ни один самый талантливый полководец. Битва есть битва…

Ответ Беннигсена еще больше смутил присутствующих. Каждый понимал: поражение армии будет означать гибель России…

Военный совет длился почти час. Видя, что его генералы не могут прийти к единому мнению, Кутузов сказал:

– Господа, я вижу, вы боитесь отступления через Москву, и понять вас можно. Предлагаю на происходящее взглянуть иначе. Я смотрю на это как на провидение, способное спасти нашу армию. Сегодня Наполеон как бурный поток, который остановить мы не в состоянии. Москва явится своего рода губкой, которая его всосет. Выбраться оттуда французам будет намного сложнее. Подумайте об этом…

В избе повисло тяжелое молчание.

– Господа генералы! – обратился, заканчивая совещание, к присутствующим фельдмаршал. – Властью, данной мне Государем и Отечеством, приказываю: отступление.

Военный совет закончился. Судьба Москвы была решена…

IV

Я первым не обнажу меча, но я вложу его в ножны последним.

Александр I

…В необыкновенных случаях Кутузов бывал всегда на своем месте. Суворов нашел его на своем месте в ночь штурма Измаила; русский народ нашел его на своем месте, когда наступил необыкновенный случай – 1812 год.

Е.Тарле

Наполеон Бонапарт в Москве. – Городские пожары. – Междоусобица в ставке Кутузова. – Царь Александр I