Потом, естественно, Т. Костюшко был заключен в Петропавловскую крепость как опасный смутьян, бунтовщик и вольнодумец.

Обезглавленное восстание продолжалось, но все, конечно, уже было ясно. 4 ноября царские войска овладели предместьем Варшавы — Прагой, и в Праге русская армия устроила чудовищную резню.

Версий, собственно говоря, две…

1. Ворвавшись в Прагу, казаки кинулись насиловать католических монахинь и бегали с грудными младенцами на штыках. Солдаты Суворова в резне участия не принимали, и более того — многие поляки нашли спасение как раз у солдат русской регулярной армии.

2. По второй версии, в зверских убийствах принимали участие и суворовские чудо-богатыри.

Какая из версий более соответствует действительности?

Адам Чарторыйский в своих записках рассказывал про плохих казаков и благородных воинов Суворова, которые помогали полякам. Домбровский же поднимал войска в атаку, вспоминая, как москали резали поляков в Праге, и совсем не разделяя разные части русской императорской армии.

По моему мнению, все это — совершеннейшие частности.

Во-первых именно потому, что и казаки, и гренадеры — это разные рода войск, разные части одной армии одного государства.

Во-вторых, потому что сам по себе случай резни, случай зверств в истории походов XVIII и XIX веков — уникальный.

Ни один жестокий, кровавый штурм, который гораздо страшнее любого польского похода, вместе взятого, — взятие Измаила или Очакова, например, — вовсе не завершался резней мирного населения. И голодный, разутый-раздетый швейцарский поход не сопровождался и не завершался зверствами. Не было этого. Какая же муха укусила вдруг русских солдат? Кто бы они ни были — казаки или бывшие крестьяне, родом с Дона или из средней полосы.

Конечно же, была обыкновенная бытовая обида на поляков — что сами они ведут себя «не правильно», нарушают славянскую общность, а вот живут все равно лучше. Такой обиды не могло возникать при виде нищенских хижин румын или зловонных турецких казарм Измаила.

А вот полякам же приписывали даже то, чего они никогда и не думали о русских. В самом их богатстве, в спокойной организации жизни, даже в чистых уборных читался наверняка некий упрек. Некая демонстрация. Попытка унизить, обидеть, попрекнуть собственным неустройством, неряшеством.

…Вот злоба такого рода, наверное, и прорвалась в Праге, в позорный для русского оружия день 4 ноября 1795 года.

10 ноября столица Польши капитулировала, и восстание на этом кончилось.

До этого 13 октября 1795 года подписали новую Конвенцию 1795 года, а 25 ноября Станислав Понятовский отрекся от престола. Последние года, до смерти в 1798 году, он жил в Петербурге, презираемый всеми поляками.

По условиям Третьего раздела Польши 1795 года к Российской империи отошли все земли, населенные русскими, то есть те, которые называются сегодня Западной Белоруссией и Западной Украиной. Отошла Литва с Вильно, Тракаем и Шауляем. Отошла Курляндия, т.е. латышские земли.

Австрия получила Волынско-Галицкие земли с Львовом и Галичем, великопольские земли с Краковом, историческое сердце страны. И владела до 1918 года, до развала Австро-Венгерской империи.

Пруссия взяла себе весь запад и север этнической Польши, множество городов: Мальборк, Гданьск, Варшаву, Познань, Гнезно, Плоцк.

Между прочим, интересная деталь: три «Раздела Польши» вошли в историю как некое важное событие.

А кому пришло в голову, что разделили-то не только Польшу?

Что разделили еще и Великое княжество Литовское?

Ведь формально разделили и его. И вообще — делили не Польшу, делили-то Речь Посполитую…

26 января 1797 года коалиция трех стран — Пруссии, Австрии и России — утвердила раздел Польши и ликвидацию польской государственности. Упразднение польского гражданства, упоминания Польши в титулах. Теперь уже официально, вплоть до мелочей, не стало уже не только Великого княжества Литовского. Не стало и Речи Посполитой. Московия, принявшая сначала псевдоним Россия, а затем Российская империя, одолела, наконец, своего извечного врага.

Был ли хоть какой-то шанс у восстания? Пожалуй, нет.

Имело ли смысл восставать? Наверное, да.

Чтобы были расставлены точки над i и чтобы за «польским вопросом» видели бы не «семейный спор» тех, кто «должен» быть в подданстве императора Российского и не «просто» расширение Российской империи, а преступление и гадость.

Когда Российская империя распространялась на Кокандское ханство или на государство Шамиля, в Европе это могли только приветствовать. Наверное, и ксенофобия в таких оценках тоже есть. Но это ведь чечены торговали людьми, и это в Коканде, а не в Варшаве и даже не в Москве в 1827 году приходилось 1100 русских рабов из 30 тысяч населения.

Когда Скобелев, небрежно поплевав на пальцы, пообещал кокандцам, что через два часа города не будет на месте, если через час не будет капитуляции… Когда горная артиллерия, задрав стволы, поливала Гуниб навесным огнем, — это Европа шла на Азию. Вместе с Российской империей в Азию приходила Европа, несла совсем иные нравы и традиции. Те, кто не торгует рабами, запрещал торговать тем, кто ими торгует.

А вот в Польше все было наоборот. В Праге русские солдаты показали себя как азиаты, вломившиеся в Европу, и затеявшие «мясо белых братьев жарить», — так, кажется, у Блока?

И Прага стала символом. Навсегда. И для европейцев (в том числе и для поляков), и для русских. Насчет русских, правда, маленькая, но важная деталь: преступления русских солдат в Праге изо всех сил пытались скрыть.

Ни в одном художественном произведении, ни в одном фильме не было образа «чудо-богатыря», идущего по Варшаве с польским младенцем на штыке. В советское время сам факт погрома ни упоминался НИ В ОДНОМ учебном или справочном пособии. Само упоминание Праги как заключительного эпизода военных действий упоминается в более поздних справочниках — БСЭ и Советской исторической энциклопедии. Во «Всемирной истории» и самого слова этого нет. В школьных учебниках и в учебниках для педагогических институтов скрывалось, что Суворов возглавлял царские войска при подавлении Польского восстания 1794 года: нельзя же «бросать тень» на национального героя.

И уж, конечно, до сих пор — ни малейших упоминаний русских зверств! О погроме, учиненном в Праге, нет НИКАКОГО упоминания ни в ОДНОМ учебнике, ни в одном справочном пособии, вышедшем в Российской империи или в СССР.

Насколько русские и советские власти боялись памяти о Праге, говорит хотя бы хитрая подтасовочка, сделанная в польских учебниках времен «народной республики».

В учебнике 1968 года все еще более-менее корректно:

«Войска Суворова 2 ноября (1795) подошли к Праге. 4 ноября, после кровавого штурма, во время которого погиб генерал Ясинский, он взял Прагу и устроил резню ее жителей. Король приказал жителям капитулировать».