– Здравствуйте, – произнесла Саша, когда услышала в трубке холодный баритон. – Находится ли в числе ваших пациентов Лукас Поляк?

– Кем вы приходитесь пациенту?

– Я хочу только знать, как у него дела. Меня зовут… – Она запнулась. – Милена Рудницкая. Но это вам вряд ли о чем-то говорит.

– Ах, это вы. – Голос стал мягче. – Мы уже давно пытались вас найти. В последнее время Лукас пребывает в неплохой форме. Опять начал рисовать. Возможно, вскоре мы дадим ему первый отпуск.

– Он выйдет на свободу?

– Здесь больница, а не тюрьма, – напомнил ей врач.

– Приговор уже был объявлен?

– Он не был приговорен, – ответил удивленный директор. – Он находился у нас почти с самого начала. Должен признать, что он делает заметные успехи. Чувствует себя прекрасно. Если вы захотите повидать его, то мы можем дать на это согласие. Я знаю, насколько вы важны для него. Можно сказать, что он живет лишь мыслью об этой встрече. Он очень много говорил об этом на терапии. Я знаю, что этот союз был неофициальным, но и времена изменились. Как близкий человек, вы имеете право приехать. Однако я бы не советовал на первую встречу привозить ребенка, хотя Лукас, конечно, очень рассчитывает на то, что увидит дочь.

Саша немедленно положила трубку. Она смотрела на стену плача и была не в состоянии выдавить из себя ни слезинки. В горле у нее словно застряла колючая проволока. Она замерла в ступоре. Остатки Мадонны уже были собраны. На асфальте сохранилось только небольшое красное пятно. Сверху парафин выглядел как запекшаяся кровь. Саша присела на корточки и вглядывалась в свои ногти. Перед глазами тотчас же появились вспышки пожара. Она хотела, чтобы они исчезли навсегда, она даже почти о них забыла. Кошмары прошли несколько лет тому назад. Саша надеялась, что навсегда. Старалась взять себя в руки, но была не в состоянии. Достаточно лишь не закрывать глаза, уговаривала она себя. Наконец почувствовала жжение, поскольку не могла больше противостоять физиологии. Она сползла по стене и свернулась в позу эмбриона. В такой позе она провела почти месяц в больнице, когда узнала, что ожоги не будут единственным напоминанием о связи с убийцей: в ее животе развивается его ребенок.

Саша не знала, сколько времени провела в этой позе, пока, наконец, не почувствовала на щеках влагу. Сначала всхлипывала молча, потом завыла, как зверь, и сжала руку в кулак. Она понимала, что это страх, бессилие и отчаяние одновременно. Может, еще несколько других эмоций. Она смогла бы правильно назвать их, ей достаточно долго приходилось во время лечения раскладывать на атомы то, что она чувствует. Но она по-прежнему не умела управлять этим. Она так долго бежала от этого, а оказалось, что это бег на месте. По колено в трясине. Ничего не изменилось. Силы пропали. Саша была не в состоянии подняться с пола. Если бы в доме была хоть какая-то выпивка, то она наверняка напилась бы сейчас. Вместо этого она изливала свою боль в слезах и еще долго лежала на полу в ожидании чуда, которое не произойдет. Чудес не бывает. Есть только то, на что человек может повлиять.

Саша раздумывала, куда бы сбежать, но не чувствовала в себе сил, чтобы, как прежде, немедленно сняться с места. Семь контейнеров. У ребенка должен быть дом. Собственно, какой смысл в бегстве? Куда бы они ни уехали, он их найдет, если выйдет. А он выйдет. Врач считает его излечившимся. Он даже не был осужден. Она в течение стольких лет обвиняла себя в его смерти, а он все это время был в психушке и даже не получил срок. Их разделяет шестьсот километров. Такое расстояние можно преодолеть за несколько часов. Он не погиб, не сидел в тюрьме. Не фигурирует в картотеках, абсолютно чист перед законом. Ее обманули, чтобы она не копалась в этом, не создавала дополнительных проблем. Почему именно сейчас они открылись? Зачем? И кто сказал ему о ребенке?

Она взяла себя в руки, встала, еще раз прочла документы и, запомнив наизусть каждую строку психиатрической характеристики и адрес больницы, отыскала зажигалку. Зажгла свечу и поднесла к пламени первый документ. Огонь за несколько минут поглотил стопку бумаги. Когда горел последний лист, Саша слегка обожглась. Моментально вернулось ощущение хорошо знакомой боли. Горящая занавеска на ее теле, прыжок вниз и потеря сознания. Запах горелой бумаги раздражал нос. Она села на корточки, вытащила альбом о мостах и стала бездумно переворачивать страницы. В пламени свечи было почти ничего не видно, но она знала фотографии наизусть. Смотрела на воду, переливающуюся на снимке моста Хилл-Гейт над Ист-Ривер в Нью-Йорке, в которой ей когда-то хотелось спрятаться. И возможно, она сделала бы это, если бы не осознавала, что, когда ее не станет, Каролина останется совсем одна в этом мире.

За этим и застала ее мать, которая вошла в квартиру вместе с внучкой. Саша вскочила, включила свет, испытывая ужас оттого, что повела себя так безответственно и не закрыла дверь.

– Почему ты сидишь в темноте? – Лаура принюхалась. – Пахнет паленым.

Саша в ответ обняла дочь. Она почувствовала резкий прилив сил и мысленно поклялась себе, что сделает все, чтобы уберечь малышку. Одновременно она отдавала себе отчет в том, что ей придется справляться в полном одиночестве. Ей нельзя никого посвящать в то, что она сейчас узнала. Если она найдет подходящее место, то сбежит на другой конец света, а если будет необходимо, решится на поединок. Только это было сейчас важно. Что бы ни происходило, Каролина должна быть в безопасности.

Эта книга не появилась бы, если бы не помощь многих людей.

Познать тайны осмологии мне помогли подполковник Артур Дэмбский из Центральной лаборатории криминалистики, а также Божена Лорек, Агнешка Конопка, старший лейтенант Вальдемар Каминьский, Томаш Шимайда, Анджей Венсек из Криминалистической лаборатории воеводского управления полиции в Люблине, которые специально для меня провели криминалистическое шоу и симуляцию осмологических исследований для каждого из романных подозреваемых.

Начала судебно-медицинской экспертизы, а особенно осмотр места происшествия, сбор вещественных доказательств и оперативные действия полиции мне преподали: майор Роберт Духновский, бывший эксперт криминалистики Варшавского управления полиции; подполковник Лешек Козьминский, эксперт в области графологических криминалистических исследований Польского криминалистического общества и преподаватель школы полиции в Пиле; а также штабной офицер Павел Лесьневский, техник криминалистики и преподаватель школы полиции в Пиле, который, кроме того, нашел для меня книгу Ирэны Гумовской «Вежливый милиционер».

Профессиональный образ профайлера помогала создать доктор Агнешка Ваинаина-Возьна из Института следственной психологии в Хаддерсфилде.

Невролог Албена Грабовска-Гжиб разъяснила, что происходит с мозгом человека после выхода из посттравматической комы и как выглядит возвращение памяти.

Знания адвоката Анны Гай и Марты Дмовской были бесценными во время написания сцен в суде. Винцент Северский поделился несколькими приемами котрразведки, ксендз профессор Вальдемар Возьняк из Университета кардинала Стефана Вышиньского помог выстроить образ достойного клирика.