– Ты, кажется, плачешь, Скарпхедин?

– Нет, – отвечает тот, – но глаза и впрямь пощипывает. А ты, кажется, смеешься?

– Конечно, – говорит Гуннар, – и я ни разу не смеялся с тех пор, как ты убил Траина на Лесной Реке.

Скарпхедин сказал:

– Вот тебе на память об этом!

Он вынул из кошелька зуб, который выбил у Траина, и бросил его в Гуннара. Зуб попал ему прямо в глаз, так что глаз вытек на щеку, а Гуннар свалился со стены.

Потом Скарпхедин пошел к своему брату Гриму. Они взялись за руки и стали затаптывать огонь, но когда дошли до середины дома, Грим упал мертвый.

Скарпхедин пошел тогда в конец дома. Раздался сильный грохот. Это обрушилась крыша. Скарпхедин оказался между обрушившейся крышей и стеной и не мог оттуда выбраться.

Флоси и его люди оставались у сгоревших построек до самого утра. Какой-то человек подъехал к ним. Флоси спросил, как его зовут. Тот сказал, что его зовут Гейрмунд и что он родич сыновей Сигфуса.

– Большое дело вы сделали, – говорит он.

Флоси отвечает:

– Люди будут называть это и большим делом, и злым делом. Но теперь уже ничего не поделаешь.

– Сколько здесь знатных людей погибло? – спрашивает Гейрмунд.

Флоси отвечает:

– Здесь погибли Ньяль и Бергтора, все их сыновья, Торд, сын Кари, Кари, сын Сёльмунда, и Торд Вольноотпущенник. О других мы не можем точно сказать, потому что не знаем их.

Гейрмунд сказал:

– Ты назвал среди погибших того, кто на самом деле спасся и с кем я разговаривал сегодня утром.

– Кто же это? – говорит Флоси.

– Я и мой сосед Бард встретили Кари, сына Сёльмунда, – говорит Гейрмунд, – и Бард дал ему свою лошадь. У него обгорели волосы и одежда.

– Было у него при себе какое-нибудь оружие? – говорит Флоси.

– У него был меч Усыпитель Жизни, – говорит Гейрмунд. – Лезвие его посинело, и мы сказали, что оно, наверное, потеряло закал, но он ответил на это, что закалит снова его в крови сыновей Сигфуса или других участников сожжения Ньяля.

– Что он сказал о Скарпхедине и Гриме?

Гейрмунд отвечает:

– Он сказал, что они оба были еще живы, когда он с ними расстался, но, наверное, теперь уже их нет в живых.

Флоси сказал:

– То, что ты нам сказал, не обещает нам мира, потому что спасся человек, который всего больше похож на Гуннара с Конца Склона. Знайте, сыновья Сигфуса и все вы, что из-за этого пожара начнется такая большая тяжба, что многим она будет стоить головы, а некоторым всего добра. Я думаю, что никто из вас, сыновей Сигфуса, не посмеет теперь жить у себя дома, и нельзя вас за это осуждать. Я приглашаю вас всех к себе на восток, и пусть у нас будет одна судьба.

Они поблагодарили его. Тогда Модольв, сын Кетиля, сказал вису:

Столб один-единый

Устоял от жилища Ньяля.

Ловко того, что хотели,

Достигли потомки Сигфуса.

Ныне за гибель Хёскульда

Ньяль сполна расквитался,

Людей и дома дотла

Светлое пламя спалило.

– Другим чем-нибудь надо похваляться, – сказал Флоси, – а не тем, что мы сожгли Ньяля. В этом нет ничего славного.

Флоси взошел затем на стену, и с ним Глум, сын Хильдира, и некоторые другие. Глум спросил:

– Умер Скарпхедин или нет?

Другие сказали, что, наверное, он уже давно умер. Огонь иногда вырывался наружу, иногда гас. Тогда они услышали, что внизу, в огне, кто-то сказал вису:

Влагу ресниц не скоро

Осушит осина злата[274],

Плача о стойком в сече

Клене моста великана[275]

. . . . .

. . . . .

Смертоносные пели копья.

Кончил воитель вису.

Грани, сын Гуннара, сказал:

– Живой или мертвый сказал Скарпхедин эту вису?

– Не буду гадать, – говорит Флоси.

– Давайте искать Скарпхедина или других людей, которые здесь сгорели, – говорит Грани.

– Не надо этого делать, – говорит Флоси. – Только такие глупые люди, как ты, могут заниматься этим, когда народ собирается по всей округе. Тот, кто теперь промедлит, струсит потом так, что не будет знать, куда бежать. Мой совет: уехать нам всем отсюда как можно скорее.

Флоси и его люди поспешно пошли к лошадям, и Флоси спросил Гейрмунда:

– А что, Ингьяльд у себя в Ключах?

Гейрмунд ответил, что он, наверное, у себя дома.

– Вот человек, – сказал Флоси, – который нарушил данную нам клятву и все свои обещания.

Флоси сказал тогда сыновьям Сигфуса:

– Как вы хотите поступить с Ингьяльдом? Вы его простите или же мы поедем и убьем его?

Они все ответили, что хотят сразу же поехать и убить его. Тогда Флоси вскочил на свою лошадь, и за ним все другие, и они уехали.

Флоси ехал впереди. Он направился к Кривой Реке и потом вверх по ней. Он увидел человека, едущего ему навстречу по другой стороне реки. Он узнал в нем Ингьяльда с Ключей. Флоси окликнул его. Ингьяльд остановился и повернулся к реке. Флоси сказал ему:

– Ты нарушил договор с нами и должен лишиться своего добра и жизни. Сыновья Сигфуса хотят убить тебя. Так что плохи твои дела. Но я не убью тебя, если ты предоставишь мне право рассудить нас.

Ингьяльд отвечает:

– Я скорее поеду к Кари, чем предоставлю тебе право рассудить нас. А сыновьям Сигфуса я отвечу, что боюсь их не больше, чем они меня.

– Подожди тогда, – говорит Флоси. – Если ты не трус, я пошлю тебе подарок.

– Подожду, конечно, – говорит Ингьяльд.

В это время к Флоси подъехал его племянник Торстейн, сын Кольбейна, с копьем в руке. Он был один из самых храбрых среди людей Флоси и очень достойный человек. Флоси выхватил у него копье и метнул в Ингьяльда. Оно попало в него с левой стороны, пронзило щит ниже рукояти и раскололо его на куски, вонзилось в бедро выше колена и застряло в седле. Флоси спросил у Ингьяльда:

– Что, попал?

– Попал, – говорит Ингьяльд, – но я называю это царапиной, а не раной.

Ингьяльд выдернул копье из раны и сказал Флоси:

– Теперь ты подожди, если ты не трус.

И он метнул копье через реку. Флоси увидел, что копье летит прямо в него и осадил лошадь, так что копье пролетело перед самой грудью Флоси, но попало не в него, а прямо в Торстейна, и тот сразу же свалился с лошади мертвый.