Клинок появился из его груди. В равной мере удивленные, Темпл и Коска смотрели на меч. Солнце сверкало на лезвии, кровь стремительно напитывала рубашку. Суорбрек, отпустив рукоятку, пятился с открытым ртом.

– О… – сказал Коска, падая на колени. – Вот как…

Темпл услыхал, как позади щелкнула тетива. И тут же вторая. Он неуклюже обернулся, упав на один локоть в навоз.

Хеджес стонал. Арбалет выпал из его руки. Болт торчал из ладони другой. Свит опустил свой арбалет, сперва потрясенный, а потом весьма довольный собой.

– Я убил его… – промямлил Суорбрек.

– В меня попали? – спросила Шай.

– Жить будешь, – сказал Лэмб, указывая на болт Хеджеса, застрявший в луке седла.

– Мои последние слова… – Со слабым стоном Коска упал в грязь рядом с Темплом. – У меня были приготовлены замечательные слова… И где же они теперь? – Он ослепительно улыбнулся, как мог лишь он один, озаряя благодушием морщинистое лицо. – Ах, да! Вспомнил…

И умер.

– Он мертв, – сказал Темпл охрипшим голосом. – Больше разочарований не будет.

– Ты был последним, – сказал Балагур. – Говорил же я ему – в тюрьме будет лучше. – Он бросил тесак на землю и похлопал по плечу сына Бакхорма. – Вы четверо, можете бежать к матери.

– Вы попали в меня! – орал Хеджес, сжимая скрюченную руку.

Суорбрек поправил поломанные очки, словно с трудом владел собой.

– Какое мастерство!

– Я целился в грудь, – прошептал разведчик.

Писатель осторожно обошел тело Коски.

– Даб Свит, могу ли я переговорить с вами о книге, которую я задумал?

– Прямо сейчас? Не вижу смысла…

– Щедрая доля с прибыли могла бы помочь.

– …отказывать вам.

Холодная вода напитывала ткань, из которой были пошиты штаны Темпла, сжимая его задницу в ледяном объятии, но он понял вдруг, что не может пошевелиться. Так бывает, когда только что находился на волосок от смерти. Особенно если перед этим вы потратили большую часть жизни, чтобы бегать от любой опасности.

Балагур подошел к нему и, глядя на тело Коски, спросил:

– Что мне теперь делать?

– Я намерен создать широчайшее полотно освоения и покорения Дальней Страны, – болтал Суорбрек. – Роман века! И ваша судьба пройдет там красной линией.

– Это хорошо, что я буду красной линией, – согласился Свит. – А что такое красная линия?

– Моя рука!.. – орал Хеджес.

– Тебе еще повезло, что не в голову, – ответил ему Лэмб.

Откуда-то из глубины дома доносился радостный плач детей Бакхорма, наконец-то воссоединившихся с матерью.

«Хорошие новости, – подумал он. – Достойный итог».

– Мои читатели будут восхищены вашими героическими подвигами!

– Я уже восхищена, – фыркнула Шай. – Никто на востоке не сравнится с тобой по героическому количеству газов в кишечнике.

Темпл наблюдал за бегущими облаками. Существует Бог или нет, мир не изменится.

– Я настаиваю на исключительной точности. Никаких преувеличений! Правда, дорогой мой Даб Свит, лежит в основе величайших произведений искусства.

– В мыслях не имел сомневаться. А слыхали вы, как я убил большого бурого медведя при помощи двух вот этих самых рук?

Ничего здесь не оставалось таким, как Шай помнила. Все измельчало. Все поблекло. Все изменилось. Какие-то новые люди построили дом там, где стояла их ферма. И новый хлев тоже. Распахали несколько участков, и посев дал недурные всходы. Вокруг дерева, на котором повесили Галли и у корней которого была могила матери Шай, росли цветы.

Они долго сидели верхом, хмуро глядя в долину. Наконец Шай сказала:

– Странно, что я верила, будто все так и останется, как мы бросили.

– Времена меняются, – отозвался Лэмб.

– Хорошая ферма, – сказал Темпл.

– Нет, не хорошая, – возразила Шай.

– Спустимся?

– Зачем? – Шай развернула коня.

Волосы Ро отросли и напоминали копну. Однажды утром она схватила бритву Лэмба, намереваясь побрить череп, но вместо этого долго сидела у воды, сжимая в пальцах чешуйку дракона и вспоминая Ваердинура. Она не могла представить его лицо. Его голос. Учение Создателя, которое он так старательно ей втолковывал. Как она могла забыть все так быстро? В конце концов Ро отложила бритву и позволила волосам расти.

Времена меняются, не так ли?

Они менялись и в Сквордиле. Много земли теперь было раскорчевано, вспахано и засеяно. Везде новые дома и новые лица. Люди проезжали мимо или останавливались, занимаясь самыми различными ремеслами.

Не всем везло. Клэй куда-то подевался, и его лавкой теперь заправлял вечно пьяный полудурок. Товары закончились, крыша прохудилась. Шай при помощи золотой имперской монеты и дюжины бутылок дешевого пойла убедила его уступить ей заведение, как приносящее прибыль дело. Почти приносящее. Со следующего утра они впряглись в работу, словно наступил последний день творения. Шай торговалась беспощадно, как палач. Пит и Ро хохотали, посыпая друг друга пылью. Лэмб и Темпл стучали молотками, плотничая. Прошло совсем немного времени, и дом стал похож на прежний и привычный. Даже больше, чем Ро думала.

Правда, иногда она вспоминала горы и плакала. А Лэмб продолжал носить меч. Тот, который он забрал у ее отца.

Темпл снял комнату через дорогу и прибил над дверью вывеску: «Темпл и Кадия. Договора, соглашения и плотницкие работы».

– Этот Кадия нечасто здесь бывает, да? – усмехнулась Ро.

– И не будет, – ответил законник. – Но иногда нужен кто-то, на кого можно свалить вину.

Он начал оказывать услуги, используя опыт и знания законника, которые для большинства людей не отличались от волшебства, но тем не менее пользовались спросом. Иногда ночью, заглянув в его окно, дети видели, как он водит пером по бумаге при свечах. Случалось, что Ро заходила к нему в гости и слушала рассказы о звездах, о Боге, о древесине, о законах, о разных дальних краях, куда его заносила судьба, о наречиях, которые девочка никогда прежде не слышала.

– Кому нужен учитель? – удивлялась Шай. – Меня учили ремнем.

– Потому так и выучили, – возразила Ро. – А он много знает.

– Для мудреца он чертовски глуп, – фыркнула Шай.

Но однажды ночью Ро проснулась и, выглянув во двор, увидела их целующимися. При этом Шай обнимала Темпла, что заставляло усомниться в ее рассуждениях о его непроходимой глупости.

Иногда они ездили по округе – каждую неделю появлялись новые фермы, новые дома – и торговали. Пит и Ро тряслись в фургоне рядом с Шай, а Лэмб ехал рядом верхом, придерживая меч и хмуро глядя по сторонам.